— А особняк в каком районе?
— На Истре.
— Дорогу не забыл?
— И на том свете буду помнить!
— Особняк, надо полагать, охраняется?
— По два охранника каждую ночь меняются. Все из местных ребят. Ночуют в кирпичной сторожке около ворот. И еще две собаки по двору бегают. Злющие, как черти! Азиатские овчарки. Я видел, как кошку пополам перекусывают.
— Кошку, говоришь, перекусывают? — Катышев замолчал, предполагая, что информация о сейфе может заинтересовать Полуярова.
— Гражданин Катышев, а что со мной-то теперь будет? — донесся до его сознания вопрос Малкина.
— Я же тебе нарисовал перспективу.
— А срок могут скостить за добровольную помощь следствию?
— Смотря в чем она будет выражаться…
— Я готов дать любые показания.
— Нужны не любые, а правдивые.
— Готов и правдивые.
— Где может скрываться Орешников? — тут же задал вопрос в лоб Катышев.
— Да где же ему быть! Там же под Истрой. Белоцерковский его пока в охранники перевел.
Оказавшись на улице, Катышев ощутил, что слишком голоден. Ускоряя шаг, он направился к Павелецкому вокзалу. Катька давно уже должна быть дома. Но, проходя мимо кафе, на задворках которого жарились шашлыки, он не мог не остановиться. Теперь он сам был похож на Варенцова, который спал за его столом, обливаясь слюной. В конце концов, принял он решение, ужин можно разделить на две части. Он зашел в кафе и потребовал целый шампур. Прямо с углей. Подумав о том, что Золотарев и Фочкин давно уже расслабляются, заказал двести граммов водки. Постоянные передряги, из которых он то и дело выпутывался на протяжении всей недели, совершенно заставили его забыть о необходимых для страны случках с женой, о чем так сожалел репортер Варенцов. Катышев залпом осушил стакан и, сорвав с шампура кусок мяса, выскочил из кафе. Он даже не обратил внимания на призывы вычурно одетых девушек. Наверняка Катька уже стелила постель…
34
Полуяров собирался позвонить в СИЗО и договориться о размещении Малкина, когда в кабинет с перекошенным лицом влетела Диночка.
— Он даже не поздоровался!
— Кто? — набирая номер и не поднимая головы, спросил Полуяров.
— Кто-кто! Его высокопревосходительство Князь!
— Ну и что? — услышав короткие гудки, никак не прореагировал на новость полковник.
— Что-что! Вас к себе хочет! Срочно!
Полуяров бросил трубку и поднялся:
— Хочет, говоришь? Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.
— Я не знаю, чего и сколько он хочет, но мало вам не покажется!
Как оказалось, она была права. Князь даже не предложил присесть.
— Ты вчера навещал Черемисову?
Как показалось Полуярову, Милославский неспроста сделал ударение на местоимении.
— Так точно, товарищ генерал. Я и капитан Катышев.
— Чем вы ее угощали?
— Известно чем, вопросами. А что, собственно, вас не устраивает?
Прежде чем ответить, Князь прошелся по кабинету:
— Утром Черемисова найдена мертвой. В камере. — Он вернулся к столу и опустился в кресло. — Предварительный осмотр показал, что она была отравлена.
— Ну отравлена и отравлена, — постарался быть спокойным Полуяров. — Уж не думаете ли вы, что мы подсыпали ей крысиного яду?
— Мне не надо думать, полковник! Вам надо думать!
— Конечно, — не мог не парировать Полуяров. — Полковник что? Звание… А генерал — счастье! Ему думать не надо! А эксперты не установили, в какое время наступила смерть?
Генерал с вызовом посмотрел на него исподлобья:
— Ты у меня спрашиваешь?
Полуяров оглянулся:
— Здесь больше никого нет.
— Прекрати ломать комедию, Иван! Насколько я понимаю, мы лишились самого главного свидетеля!
— Скорее всего, обвиняемого, товарищ генерал! Действительно, Черемисова пролила свет на некоторые стороны деятельности Белоцерковского, и не более того. Подкрепить свои слова какими-то доказательствами она не могла. Председатель конкурсов очень скольз кий и осторожный человек, голыми руками его не возьмешь.
— И тем не менее живая Черемисова не устраивала ни Белоцерковского, ни тех, кто с ним по одну сторону. Я даже думаю, что не Белоцерковский, а кто-то поважнее остерегался, что сутенерша наговорит лишнего и укажет дорогу к их креслам.
— Что она и сделала. Каждый район, каждый округ столицы имеет своих кураторов в милицейских погонах. Фамилии многих начальников нам уже известны. Разница лишь в том, что одни требуют и получают вознаграждение за полное бездействие по искоренению проституции. Другие активно содействуют процветанию этого бизнеса. С первыми, сами понимаете, бороться бесполезно.