Бороздим небо над морем и посматриваем вниз. На темной глади воды видны лишь белесые гребешки волн.
Через несколько минут мы заметили, что с моря, в направлении Качи, движутся хлопья тумана. Связываюсь по радио с командным пунктом и предупреждаю об этом. Берем курс на юг, где небо над морем чистое. Но и там не видно ни одного корабля.
- "Ястребы", "ястребы"! Немедленно возвращайтесь домой, - слышится в наушниках тревожная команда.
Что ж, домой так домой. Разворачиваемся и идем вдоль берега на север. А берег уже закрыли молочные клубы тумана. Ориентироваться трудно. Не поймешь, где кончается море и начинается суша. Кача словно сквозь землю провалилась. Как найти аэродром?
- Где находитесь? - спрашивают с командного пункта.
- Где-то в районе аэродрома, - отвечаю. - Но его не видим.
- Наш аэродром закрыт. Идите на восток.
Вот так история! Других предупредили о тумане, а сами не можем сесть! Хоть плачь, хоть смейся! На восток идти нет смысла: горючего осталось на пятнадцать минут полета. Неужели придется бросать самолеты и прыгать с парашютами? Кузнецов жмется ко мне, волнуется, ждет решения. Набираем высоту. И вдруг в небольшом окошке, образовавшемся в туманном покрывале, вижу посадочный знак. Аэродром!
- Андрей, за мной! - кричу ему по радио и направляю самолет к земле.
Оказалось, что это аэродром наших соседей - Альма-Тамак.
Едва успели сесть, как волна тумана окутала самолеты. Выключив моторы, побежали в штаб сообщить по телефону в полк о благополучной посадке.
Лишь на следующий день туман рассеялся. Вернувшись в полк, мы вместе с другими летчиками начали готовиться к выполнению новой боевой задачи.
2
Потерпев поражение на севере и востоке Крыма, немецко-фашистские войска откатились к Севастополю. Сюда морем и по воздуху было переброшено еще несколько тысяч вражеских солдат и офицеров. Противник укреплял оборонительные рубежи, особенно на Сапун-горе, Мекензиевых горах, в районах Сахарной Головки и Инкермана. Наши войска заканчивали подготовку к штурму города.
Рано утром 7 мая на Сапун-гору обрушился мощный шквал артиллерийского и минометного огня. В вебе появились колонны бомбардировщиков и штурмовиков. Одну из них сопровождали летчики нашего полка. Ни плотный огонь зениток, ни противодействие истребителей противника не в силах были помешать советской авиации наносить сокрушительные удары.
После артиллерийской и авиационной подготовки на штурм Сапун-горы пошла пехота. На многоярусных оборонительных позициях фашистов завязались ожесточенные бои. Прикрывая наземные части, мы почти все время находились в воздухе. К исходу дня сопротивление гитлеровцев было сломлено, и Сапун-гора снова стала нашей.
Мне как-то довелось побывать в Севастополе и посмотреть панораму "Штурм Сапун-горы". Ничего не скажешь! Замечательное произведение создали художники студии имени Грекова. Но роль авиации в этом сражении они, на мой взгляд, показали несколько схематично. Художники в этом, конечно, не виноваты. Видимо, просто невозможно широко и полно отразить массовость и напряженность боевых действий бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей, передать красками наше господство в воздухе.
8 мая советские войска подошли к внутреннему оборонительному обводу Севастополя, а на следующий день ворвались в город и освободили его. Всего трое суток понадобилось им для того, чтобы взять эту крепость.
Невольно вспомнились 1941 и 1942 годы. Тогда наши мужественные защитники Севастополя в течение восьми месяцев стойко обороняли город, срывая все фашистские планы. Они сковывали здесь огромные силы вражеских войск. Трое суток и восемь месяцев! Вот неопровержимое доказательство беспредельного мужества, железной стойкости и непоколебимого морального духа советского воина-патриота!
После освобождения Севастополя потрепанные части противника стали стекаться на "пятачок" - на мыс Херсонес. На что они рассчитывали неизвестно. Эвакуация морем была нереальной: советская авиация не позволила бы уйти ни одному кораблю. А о воздушном пути им даже думать было нечего. Наши истребители стали полновластными хозяевами неба.
Видимо, фашисты верили, что их командование, удравшее из Крыма на подводных лодках, что-то придумает и пришлет помощь. Потому и отклонили они разумное советское предложение о сдаче в плен. Пришлось убеждать врага более вескими аргументами - артиллерией и танками.
Стремительный захват нашими войсками мыса Херсонес, видимо, явился неожиданностью для немецко-фашистского командования. Оно рассчитывало, что оставшиеся в Крыму части, используя благоприятную для обороны местность, сумеют зацепиться за "пятачок" и задержат наступающие советские войска. Иначе чем можно объяснить тот факт, что и после захвата нами Херсонеса к нему пытались подойти вражеские корабли, а над ним нередко появлялись фашистские самолеты?
Взять хотя бы случай с "мессершмиттом". Над херсонесским аэродромом он появился несколько часов спустя после того, как было сломлено сопротивление последней группы вражеских войск. Выпустив шасси, самолет начал снижаться. Наши зенитчики не стреляли: пусть, мол, садится.
На последней прямой фашистский летчик заметил, что посадка невозможна: полоса была забита людьми, танками, орудиями и автомашинами. Делая круг за кругом, он бросал зеленые ракеты - просил освободить аэродром. Никто, конечно, не стал выполнять его просьбу. Только тогда, очевидно, до летчика дошло, что хозяева на аэродроме уже другие. Он мигом убрал шасси и попытался скрыться в сторону моря. Но не успел. На развороте "мессершмитта" настигла очередь зенитного автомата. Самолет свалился в крутое пике и упал в залив.
Едва улегся столб воды, поднятой упавшим самолетом, как кто-то из наших летчиков крикнул:
- Смотрите, фрицы плывут сдаваться...
Мы оглянулись. К берегу приближались два плота с белыми флажками. На них находилось десятка полтора немецких солдат. Вот плоты ткнулись в прибрежный, песок, и с них один за другим, с поднятыми руками, начали сходить "гости".
- Откуда? - спросил по-немецки наш офицер у первого появившегося на берегу солдата.
- В Румынию плыли, - ответил тот. - Потом раздумали и решили сдаться в плен.
- А зачем плыли? Дорога трудная...
- Офицер приказал...
- Где же он?
- Там, - и солдат махнул рукой в сторону моря. - Капут.
Итак, Крым опять стал нашим, советским. Удивительно необычной казалась наступившая тишина. Мы привыкли к раскатам артиллерийского грома, к разрывам авиабомб и снарядов, к перебранке пушечных и пулеметных очередей в воздухе. А теперь тишина нарушалась лишь смехом, песнями и лихими переборами баяна. Казалось, война уже за тридевять земель от нас. Может, именно таким явится к нам День Победы? Нет, он будет другим - наполненным оглушительным звоном оркестровой меди, победными залпами отвоевавшего оружия, гирляндами праздничных салютов, улыбками и песнями счастливых людей.
Вот об этом мы и разговорились однажды вечером. Никто не сомневался, что День Победы станет самым большим праздником. И конечно, каждый хотел, чтобы в этот день на его груди сверкали награды, как оценки фронтового труда, чтобы на какой-то странице истории упомянули и его имя.
- Знаете, все-таки обидно, что нас обходят, - проговорил в раздумье Алексей Машенкин.
- Кто, кто обходит? - раздались голоса.
- Газетчики. Развернул сегодня газету, и опять в ней статья о Покрышкине и братьях Глинках. А о наших летчиках по-прежнему - ни слова.
- Это точно, - поддержал его инженер полка Ерохин. - Все знают, что Покрышкин и Глинки - отличные летчики, но ведь не одни они воюют... Им самим, наверное, уже неудобно от такого внимания прессы.
- А что о нас писать? - саркастически заметил Иван Федоров. - Корпус молодой, героев - раз-два и обчелся. А газетчиков, как видно, больше всего интересуют известные имена...