В один из последних июньских дней, когда мы в ожидании горючего отдыхали в тени развесистого дуба, к нам подкатил юркий "виллис". Из машины вылезли командир дивизии полковник Корягин и невысокий человек в запыленном темно-синем костюме и берете. В одной руке гость держал небольшой портфель, в другой - видавший виды плащ-дождевик. Когда они подошли к нам, все вскочили, приветствуя командира.
- Разрешите познакомить вас, товарищи, со специальным корреспондентом "Правды" Ильей Эренбургом, - обратился к нам полковник Корягин. - Он хочет побеседовать с вами.
Вот так гость! Сам Илья Эренбург, известный писатель и публицист. Может быть, и не все из нас читали его романы и повести, но каждый был хорошо знаком с эренбургскими статьями в газетах. Написанные взволнованно, образно и хлестко, эти статьи всегда встречались с интересом, перечитывались и хранились. Они воспитывали у нас ненависть к фашистам, воодушевляли на беспощадную борьбу. Пожалуй, в военные годы никто из публицистов не пользовался у нас таким высоким авторитетом, как Илья Эренбург.
Вначале летчики, конечно, оробели от такого знакомства и не знали, как себя вести и что говорить. Нам казалось, что с писателем, да еще с таким, как Эренбург, надо разговаривать как-то по-особому: степенно, умно и без лишних слов. А он, видимо поняв наше состояние, улыбнулся, неторопливо раскурил трубку и сказал:
- Экие вы робкие на земле... а в небе я бы, пожалуй, побоялся с вами встречаться. В качестве врага, конечно.
Все засмеялись. Шутка Эренбурга как-то сразу сократила кажущуюся дистанцию между ним и нами, придала беседе откровенный, непринужденный характер.
- Я часто бываю в войсках, - продолжал Эренбург, - но у летчиков редко. Как-то так получается... Считаю, что это упущение, и я его постараюсь исправить.
- Товарищ Эренбург, - спросил расхрабрившийся Василий Мельников, - а о летчиках вы не собираетесь книгу писать? А то большинство писателей занимаются пехотой - Алексей Толстой, Шолохов, Симонов, Твардовский... Обидно, как будто и не заслуживаем...
- Что ж, справедливая обида, - Эренбург задумчиво обвел взглядом летчиков. - Только писать про вас трудно. Надо много знать об авиации, а лучше всего - самому стать летчиком, чтобы, как говорится, своей шкурой все прочувствовать. Тогда и книга добрая получится. А ведь летчиком стать - не то что пехотинцем.
- Это, конечно, правильно, - не унимался Мельников. - А вы не знаете, кто из писателей собирается про нас писать?
- Знаю, но не скажу, - Эренбург шутливо погрозил Мельникову пальцем. Мы тоже обязаны соблюдать писательскую тайну. Скажу, что такой-то работает над книгой, вы и навалитесь на него. А он за это время, может быть, уже раздумал. Тогда меня за разглашение тайны - под трибунал, да и его не помилуете. Верно?
- Точно. В авиации любят порядок, - согласился Анкудинов и, будучи старшим в нашей группе, спросил: - Вас, должно быть, что-нибудь интересует? А то мы отвлекаем вас своими вопросами.
- Да, интересует, хотя и вопросы ваши далеко не безынтересны. Эренбург раскурил потухшую трубку. - Скажите, чем изменились немецкие летчики за последний год?
- Нахальства поубавилось, - после небольшой паузы ответил Иван Федоров, - и трусливее стали.
- Значит, легче стало воевать против них?
- Легче, но не легко, - сказал Анкудинов. - Если у фашистов меньше сил, то стараются удрать, если больше - редко выходят из боя. А решили драться, то дерутся на совесть. Хвост не подставляй - откусят.
- Это интересно, - Эренбург повернулся к Анкудинову. - А мне недавно один генерал - он, правда, не летчик - говорил, что немецкие летчики сейчас морально подавлены, убиты. И что, мол, нашим остается лишь их добивать физически...
- А вы поговорите с нашим генералом - с Савицким. Он недавно едва выскочил из клещей "фоккеров", - сказал Анкудинов, имея в виду тяжелый бой, проведенный командиром корпуса и его ведомым с четверкой вражеских самолетов.
- Обязательно поговорю, - Эренбург достал из портфеля блокнот и что-то записал. - А теперь прошу ваши вопросы. И без всякого стеснения.
Мы переглянулись. Все-таки робость не проходила. Да и стоит ли отрывать время у человека, который занимается таким большим и нужным для всех делом? Выручил, как, впрочем, всегда, майор Пасынок:
- Вы не знаете, как реагируют фашисты на ваши выступления в газетах?
- Злобно, - ответил Эренбург. - Геббельс даже про меня книжонку написал. Наврал с три короба. Этот сукин сын утверждает, что у меня есть незаконнорожденный ребенок от бразильской королевы.
- Над чем сейчас вы работаете?
- Над статьей в "Правду".
- Она тоже будет разоблачать звериное лицо фашизма?
- Да! - Эренбург улыбнулся, почувствовав какой-то второй смысл в вопросе Пасынка. - Вы хотите спросить, не надоело ли мне все время писать об одном и том же? Отвечаю вопросом: а вам не надоело летать и ежечасно рисковать своей жизнью?
Тимофей Евстафьевич, конечно, не имел в виду придавать такой смысл своему вопросу и, естественно, расстроился. Но Эренбург заверил его, что пошутил.
- Я где-то читал, что вы в 1906 году в Париже встречались с Владимиром Ильичей Лениным? Расскажите, пожалуйста, - попросил Пасынок.
- Да, встречался. Незабываемые были встречи! - сказал Эренбург и задумался, видимо восстанавливая в памяти события далекого времени.
Но он, к сожалению, не успел нам рассказать о своих встречах с В. И. Лениным. Из штаба прибежал посыльный и сообщил, что его срочно вызывают к телефону. После телефонного разговора Эренбург торопливо вышел из штаба и направился к машине. Взглянув в нашу сторону, он сокрушенно развел руками, сожалея, что не может удовлетворить наше желание. Мы долго провожали взглядом удалявшуюся машину.
* * *
Сломив сопротивление противника, конно-механизированная группа начала быстро продвигаться на запад. Один из ее корпусов, овладев городами Вилейка и Красное, перехватил железнодорожную магистраль Минск - Вильнюс. Пути отступления противника из Минска на северо-запад оказались отрезанными. А 3 июля мы узнали об освобождении столицы Советской Белоруссии. Еще крепче стала наша уверенность в том, что скоро вся советская земля будет очищена от фашистской нечисти.
В Лепеле наш полк задержался на несколько дней. Летали по-прежнему мало: не хватало горючего. Его доставляли на транспортных самолетах. Железнодорожный путь еще не успели восстановить, а перевозка бензина на автомашинах отнимала много времени.
Здесь мы крепко сдружились с партизанами. После освобождения города они вышли из лесов и по-хозяйски принялись за мирные дела. Мы с восхищением смотрели на веселых бородачей, которые три года вели мужественную борьбу в тылу врага. Их созидательный энтузиазм, казалось, не знал предела. Но это не помешало им взяться за обучение нас приемам владения трофейным оружием.
- Пригодится, - убежденно утверждали партизаны, - до Германии - рукой подать.
И пригодилось. Но об этом разговор пойдет позже. Только освоение оружия не для всех прошло благополучно. Из-за небрежного обращения с гранатой погиб техник Серебряков. Тот самый полковой "соловей" Серебряков, голосом которого все восхищались.
И еще одну неоправданную потерю понес полковой коллектив в Лепеле. Разбился летчик Павел Тарасов, который вместе со своим ведомым пленил на Кубани "мессершмитта". Ему поручили облетать новый истребитель Як-3. Все шло нормально до тех пор, пока летчик не начал испытывать машину на перегрузку. При выходе из пикирования у самолета неожиданно начало разваливаться крыло. Тарасов на небольшой высоте покинул машину, но парашют зацепился за хвост и не успел раскрыться.
Выяснилось, что причина разрушения крыла - в плохой клейке обшивки. Когда упрекнули в этом прибывшую в полк заводскую бригаду, пожилой рабочий сказал:
- Вы бы, товарищи, посмотрели, кто эти самолеты собирает. Мальчишки да девчонки! Из-за станка не видать. Им бы мяч гонять, а они по две нормы вырабатывают...