Меня снова вызвал в штаб дивизии майор Цыбин. Я, конечно, знал зачем и, хотя любил разведывательные полеты, побаивался, как бы без меня в эскадрилье опять не случилась неприятность. Но Цыбин, не придав значения моим сетованиям, сказал:
- Командир корпуса приказал вести разведку наиболее опытным летчикам. Кстати, и Федоров получил такую же задачу...
Мы подошли к карте. На ней в полосе наступления нашего фронта не значилось вражеских аэродромов, если не считать хорошо известных стационарных. Начальник разведки провел ладонью по участку местности между нижним течением Немана и Шауляем:
- Вот ваш район разведки. Нас интересуют полевые аэродромы. И не только где они находятся, но также количество и типы базирующихся на них самолетов.
- Когда вылетать?
- Завтра.
...Второй день утюжим с Федоровым воздух в намеченном районе. Внимательно осматриваем каждую мало-мальски подходящую для самолетов площадку. Но аэродромов нет. Майор Цыбин, разумеется, недоволен. Мы, конечно, его понимаем: на него давит корпусное начальство, - но ничего сделать не можем. А вдруг здесь вообще полевых аэродромов нет? Но откуда тогда налетают фашисты? Стационары далековато, очевидно, с них гитлеровцы перелетают на временные полевые площадки. Где же эти площадки?
Как-то утром мы пролетали над поселком Немокшты. Знакомое место, не раз над ним бывали. Вот дорога, хугорок, редкий кустарник и большое ровное поле. Но почему часть его вспахана? Это в августе-то! Снижаемся и видим трактор с прицепом, напоминающим тяжелый каток. Уж не готовится ли место для посадки самолетов? Но ничего другого поблизости нет - ни строений, ни машин. Может, все это делается для отвлечения нашего внимания от других мест? Такие вещи фашисты не раз проделывали. Все-таки завязываем узелок на память относительно Немокшты...
К вечеру я снова оказался в этом районе. И ахнул от удивления. Аэродром забит самолетами - "мессершмиттами" и "фокке-вульфами". Насчитал их около пятидесяти. Вот так удача! Прохожу мимо аэродрома, будто ничего не вижу, и включаю фотоаппарат. А затем - быстрехонько домой.
Командование корпуса решило завтра утром нанести удар по аэродрому. Для этого выделили около сорока наиболее подготовленных экипажей из нашего и соседнего полков. Мы узнали, что с группой полетит и генерал Савицкий. Кстати говоря, он часто так делал. Обычно "Дракон" не руководил группой, но при возникновении опасности не только предупреждал о ней летчиков, но и сам приходил им на помощь. Вместе с тем генерал Савицкий нередко вылетал на боевые задания в паре со многими летчиками корпуса. Из нашего полка роль ведомых "Дракона" чаще других выполняли Федоров, Машенкин и я. Летать с генералом Савицким, особенно держаться в боевом порядке, было нелегко. Он часто и энергично маневрировал, принимал смелые решения и стремился навязать свою волю противнику. Каждый бой, проводимый им, отличался скоротечностью и решительностью. А это, как известно, первейшие условия победы. И мы, ведомые Савицкого, брали примере командира корпуса, перенимали его опыт, учились у него максимально использовать боевые возможности самолета-истребителя.
Утро выдалось ясное, тихое. Я взлетел первым, так как мне поручили вывести группу на вражеский аэродром. Построились и взяли курс на северо-запад. Оглядываюсь. Справа идут шестерка Мельникова - Васи Буслая - и летчики нашей эскадрильи. Слева - четверка Машенкина и две эскадрильи соседнего полка. Федоров, как обычно, возглавляет группу прикрытия - она над нами. В эфире - тишина, изредка нарушаемая короткими командами.
Подходим к Немокштам. Слева виден аэродром. Над ним взвивается зеленая ракета. Значит, фашисты нас заметили и объявили тревогу. Сейчас взлетит дежурное подразделение и откроют огонь зенитки. Так оно и есть. Четыре "мессершмитта" уже выруливают на взлетную полосу, и перед нами начинают рваться зенитные снаряды. Надо спешить!
Перевожу "як" в пикирование, за мной следуют другие. Сбрасываем бомбы и проходимся пушечными очередями по стоянкам самолетов. Когда я вывел истребитель в горизонтальный полет, то увидел несколько очагов пожаров: первый заход был удачным.
- Я "Дракон", над аэродромом четыре "мессершмитта" - раздается в наушниках голос Савицкого.
- Вас понял, - отвечает Федоров.
А мы тем временем разворачиваемся и вторично заходим вдоль стоянки. Только я приготовился открыть огонь, как прямо перед собой увидел двух "фокке-вульфов", выруливающих для взлета. Моментально убираю обороты двигателя и доворачиваю "як" в сторону фашистов. А те уже начали взлет. Я за ними. Рядом проносятся очереди зенитных "эрликонов" - это вражеские зенитчики пытаются отсечь меня от взлетающих истребителей. Поздно! Задний "фокке-вульф" уже в прицеле. Даю длинную очередь из пушки и пулемета, которая прошивает мотор самолета. Фашист сваливается на крыло и, перевернувшись, врезается в землю.
Второй "фокке-вульф" успел уйти, и я снова поворачиваю к аэродрому. А над ним - клубок самолетов, из которого то и дело вываливаются дымные факелы. Идет ожесточенное сражение. Зенитные пушки, кажется, бьют без разбору по чужим и по своим.
- "Ястребы", я "Дракон", - раздается спокойный голос Савицкого. Задача выполнена. Уходим с курсом девяносто... Федоров, фотографируйте аэродром.
Домой возвращаемся на малой высоте.
Спустя полчаса вернулся Федоров со своим ведомым Сухоруковым. На их самолетах было значительно больше пробоин, чем на наших. В баках совсем не осталось горючего.
- Что так задержались? - спросил я у Ивана. - Мы уже забеспокоились.
- Влипли в историю, - устало ответил он. - Еле ноги унесли.
- Зенитки потрепали?
- В том-то и дело, что нет. К "фоккерам" в клещи попали.
- Откуда же они появились? Мы ведь столько там их поколошматили!
- Наверно, вызвали с других аэродромов.
- Расскажи подробнее, - попросил я.
И вот что рассказал Федоров. Когда по команде генерала Савицкого группа взяла курс на свой аэродром, пара Федорова развернулась и пошла с набором высоты на запад.
Намерение было такое: подойти к вражескому аэродрому с тыла, на большой скорости, со снижением, произвести фотографирование и вернуться домой. Но намеченному не суждено было сбыться. Только Федоров включил фотоаппарат, как Сухоруков доложил:
- "Фоккеры"! Окружают нас.
Федоров осмотрелся. Сверху, снизу, справа и слева висели четверки "фокке-вульфов". Они не спешили атаковать, а постепенно сжимали кольцо, рассчитывая, очевидно, заставить нашу пару сесть на их аэродром. Расчет фашистов имел солидное основание: шестнадцать против двух. Этой пассивностью вражеских летчиков и решил воспользоваться Федоров. Он не признавал оборону даже в борьбе с превосходящими силами, в сложной обстановке чувствовал себя как рыба в воде и всегда стремился навязать противнику свою волю. Его решения отличались дерзкой неожиданностью и сбивали с толку врага.
- Атакую нижних, - скомандовал Федоров и бросил свой самолет вниз.
Первая же его пушечная очередь вырвала из четверки ведущего "фокке-вульфа", вспыхнувшего ярким факелом. И сразу же пара рванулась вверх, к другой четверке. Снова очередь с короткой дистанции, и фашист выбрасывается с парашютом.
Только теперь вражеские летчики пришли в себя и обрушили на дерзкую пару всю мощь своего огня. Но безрезультатно. "Яки", имея значительные преимущества в вертикальном маневре, всякий раз уходили из-под атак вражеских истребителей. Сбив четыре "фокке-вульфа", Федоров и Сухоруков затянули фашистских летчиков на свою территорию и, прикрываемые зенитками, оторвались от преследователей.
- Если бы не Коля, наверное, загорал бы я на том свете, - закончил рассказ Федоров. - Удивляюсь, как он дотянул на своем скелете.
Да, и на этот раз Николай Сухоруков оказался, как говорится, на высоте. Он в нужный момент обнаружил "фокке-вульфов" и на протяжении всего боя надежно прикрывал ведущего. Нет, недаром майор Пасынок и сержант Кличко посвятили ему плакат с броской подписью: