...Утром погода, как по заказу, выдалась ясной. Мы поспешили запустить моторы и взлететь. Прошли бывший плацдарм, потом Штраусберг, Вернойхен и повернули влево, к центру Берлина.
Вот и темпельгофский аэродром. Он виден как на ладони. Когда мы снизились и я включил фотоаппарат, с земли начали лихорадочно стрелять зенитки. Но поздно. Мы уже выполнили задачу.
Однако снимки аэродрома нам не понадобились. Полк получил задачу перебазироваться в район Вернойхена, расположенного севернее Берлина. Его вот-вот должны были захватить наши танкисты.
В конце дня полк облетела весть о том, что Джабидзе сбил "раму" немецкий самолет-корректировщик "Фокке-Вульф-189". Ту самую "раму", которая в последние дни надоедливо висела над боевыми порядками наших войск. До этого с ней безуспешно пытались разделаться наши летчики. "Рама" была маневренным и живучим самолетом, и сбить ее считалось завидной доблестью для каждого летчика-истребителя.
Пасынок и Кличко посвятили Джабидзе щит с надписью:
Над Одером резвилась "рама",
Шел бой на левом берегу,
Но налетел грузин упрямый
И сократил маршрут врагу.
Давид Джабидзе, прочитав эту надпись, покачал головой и смущенно сказал:
- Вай, вай, в стихи попал. Что скажут теперь в Тбилиси?
Я не знаю, что говорили в Тбилиси, но мы от души поздравляли своего товарища с замечательной победой.
21 апреля советские войска ворвались на северную и северо-восточную окраину Берлина, а на следующий день мы уже перелетели на аэродром Вернойхен.
Только успели произвести посадку, как получили распоряжение нанести удар по вражескому аэродрому в районе Ной Рупина. Этот город находился севернее Берлина, вблизи большого озера.
- Поведете полк, - говорит мне Власов.
- Разрешите посмотреть, что за аэродром, - предлагаю я. - Там из наших никто не был.
- У нас достаточно сведений об этом аэродроме, даже схема есть. Соседи постарались, - Власов улыбнулся. - Штурман должен быть всегда готов к таким полетам!
И вот летчики в воздухе. Впереди мы с Казаком. За нами - группы Джабидзе и Мельникова, заменившего убывшего в госпиталь Машенкина. Федоров со своей эскадрильей, как всегда, прикрывает нас сверху. Полковой щит - эта характеристика, данная Пасынком, прочно за ним закрепилась.
Так уж повелось на фронте: кто ведет группу, тот ею и командует. Несмотря на то что здесь же, рядом, летит командир полка. Стараюсь подавать короткие распоряжения. По собственному опыту знаю, как благотворно действует на летчиков, особенно молодых, спокойный голос ведущего: мол, не волнуйтесь, все в порядке, все идет по намеченному плану. А сам, конечно, волнуюсь. Вести, полк - не шутка, да еще на незнакомый аэродром.
Наконец показывается Ной Рупин. Аэродром большой, и самолетов на нем много: истребители, бомбардировщики, транспортные...
- Цель прямо перед нами. Заход и атака с разворотом вправо, - передаю по радио команду.
Подойдя к аэродрому, ввожу "як" в пикирование. За мной устремляется ударная группа. На стоянки вражеских самолетов обрушивается шквал пушечных очередей. За первым заходом следует второй, третий... Полк возвращается домой, оставив в Ной Рупине несколько уничтоженных вражеских самолетов.
Прилетев со штурмовки аэродрома, мы узнали о полном окружении советскими войсками Берлина. Столица фашистской Германии в "котле"! И это сделала наша Красная Армия, прошедшая с боями большой и трудный путь. Создав берлинский "котел", она двинулась дальше на запад, к Эльбе, где встретилась с союзными войсками.
* * *
Штаб дивизии нам снова запланировал перебазирование. На этот раз - в районе Ораниенбурга. Но какая там обстановка? И пригоден ли аэродром для посадки? Решено использовать для разведки По-2. Он может сесть на "пятачке".
Вылетаем с Анкудиновым. Берем курс на северо-запад. Чем ближе к Ораниенбургу, тем меньше наших войск. А вскоре и вообще никого не стало видно. Неужели все ушли на запад? Обстановка неясная, хоть возвращайся...
- Что будем делать? - спрашиваю Анкудинова.
- Надо взглянуть на аэродром, - отвечает он. Показался Ораниенбург. Аэродром рядом с ним. Он весь изрыт воронками.
- Американцы, наверное, постарались, - зло бросает Анкудинов. - Любят бомбить места, в которые мы должны прийти.
Делаем круг над аэродромом. На нем ни души. Но на окраине видим группу наших солдат, окруживших костер. Свои, можно садиться.
Подруливаем к большому ангару, вылезаем из самолета. Осматриваем аэродром: он, конечно, непригоден для полетов и нуждается в капитальном ремонте. Придется подыскать другой.
- Давай заглянем в ангар, - предлагает Анкудинов.
Открываем массивную дверь, входим и останавливаемся в удивлении. Ангар забит какими-то диковинными самолетами. Большими и крохотными. С крыльями и крылышками. С винтами и без них.
Впереди самолет с двумя винтами: спереди и сзади. Вдоль обоих крыльев антенные устройства.
- Ночной перехватчик, что ли? - неуверенно говорю я.
- Вроде он, - почесывает затылок Анкудинов. - Только где у него нос и где хвост?
Идем дальше. Что за чудо? Какой-то бочонок с маленькими крыльями. Мотора не видно.
- Похоже на торпеду, - замечает Анкудинов. - Только зачем ей кабина и столько приборов?
- Вот он, движок! - кричу я. - Под самым хвостом, реактивный. И пушка миллиметров тридцати.
- Смотри, да он без колес. На какой-то тележке. Как же взлетает и садится?
Мы осмотрели около десятка самолетов, находившихся в ангаре. Все они, конечно, были экспериментальными. Если бы гитлеровцам удалось наладить серийное производство, то они не замедлили бы пустить новинки в ход.
2
Окружив Берлин, советские войска начали настойчиво сжимать огненное кольцо. Фашисты оказывали упорное сопротивление, цепляясь за каждую улицу, за каждый дом. Бои, приняли ожесточенный характер.
На помощь нашим наземным войскам пришла авиация. Она нанесла по окруженной группировке противника мощные удары - 25-го и в ночь на 26 апреля. И когда утром следующего дня мы появились над Берлином, то увидели его в дыму и огне. Особенно большой столб дыма поднимался над имперской канцелярией. Он как бы олицетворял крах фашистской тирании и возвещал о близости нашей победы.
Вражеских истребителей над Берлином не было, зато зенитки стреляли не переставая. Но мы патрулировали на приличной высоте и скорости, и огонь с земли не причинял нам вреда.
Когда группа вернулась с задания, нас встретил Пасынок. Он завидовал летавшим над Берлином и сокрушался, что ему не разрешают взглянуть на него сверху. "Баловни истории", - как-то бросил он летчикам, только что побывавшим над логовом фашизма.
- Ну, как там? - нетерпеливо спросил Пасынок.
- Дымит и огрызается...
- Скоро закончит... А знаете, хлопцы, генерал Савицкий сегодня реактивного поджег.
- Здорово! А как это было?
- Только девятка наших бомбардировщиков отбомбилась, как сзади нее появился реактивный "мессершмитт", - начал Пасынок. - Скорость у него была большая, и он уже нагонял задний бомбардировщик. Но вдруг откуда-то сверху на "мессера" свалилась пара "яков" - генерал с ведомым. Летчики сразу же открыли огонь из пушек. "Мессер" накренился и пошел со снижением. А затем из его двигателя вырвались языки пламени и повалил дым. Наверняка самолет в конце концов упал.
- Повезло генералу, - не без зависти проговорил Федоров. - Открыл счет реактивным.
- Кому бы завидовать, только не тебе, Вано, - проговорил Джабидзе, намекая на то, что на счету Федорова больше сорока сбитых фашистских самолетов.