Сердце проваливается в пятки, и я тяжело сглатываю, чувствуя себя в опасной близости к рвоте.
Со своего места по другую сторону лобби он смотрит прямо на меня. Расчетливый блеск в глазах подсказывает, что он точно знает, кем является Габриэль, и раздумывает о том, как использовать осведомленность о том, что мы, похоже, вместе.
Холодный пот обдает мою кожу, когда Габриэль кладет руку мне на поясницу и проводит в лифт. Последнее, что я вижу перед закрытием дверей — самодовольную улыбку Мартина и мерзкое подмигивание, как будто говорящее: «До скорой встречи».
Глава 25
Софи
«Нам нужно поговорить».
Я пялюсь на сообщение в своем телефоне, и ярость превращается в черную дымку, которая размывает края зрения. Внутри все переворачивается. У этого мудака все еще есть мой номер. Сожалею, что давным-давно не поменяла его. Но это не имеет значения, Мартин всегда находит возможность получить желаемое.
Желудок переворачивается, и я кладу на живот руку.
Следовало бы сказать Габриэлю, что Мартин таится в лобби. Но я не хочу. Называть его имя — это как вызывать дьявола. Не хочу напоминать о том, что я сделала. Габриэль, конечно, знает, но, увидев Мартина, визуально сопоставив меня с ним — все это сделает ситуацию более реальной. Более острой. Потому что Мартин именно такой: вокруг распространяется отвратительный запах, воняет повсюду. Этот ублюдок хочет поговорить. Требуется совсем немного воображения, чтобы понять, о чем именно.
Из гавани дует легкий ветерок. Съеживаюсь в шезлонге на балконе, подтягивая колени к груди. Здесь не холодно, но я замерзаю изнутри, в то время как кожа горит.
— Софи.
Передо мной мелькает хмурое лицо Габриэля.
Вздрогнув, я моргаю и оглядываюсь вокруг, рассматривая темное море и огни вдоль берега.
— Да?
Он садится на край шезлонга.
— Я звал тебя трижды.
— Прости. Я... — Не знаю, что сказать, потому пожимаю плечами.
Он взволнованно смотрит на меня.
— Что творится в этой головке, Болтушка?
— Чувствую себя нехорошо. — Это правда. Мне хочется залезть под одеяло и плакать. — Думаю, из-за горных дорог.
Прохладное прикосновение его пальцев ко лбу почти заставляет меня плакать, и приходится несколько раз моргнуть, чтобы не начать.
Он хмурится сильнее.
— По ощущениям ты горишь.
— А ты чувствуешься приятно и прохладно. — Я выдавливаю улыбку. — Поцелуй и облегчи мое состояние.
Габриэль наклоняется и целует меня в лоб. Но он на задании.
— Я серьезно. Хочу, чтобы сегодня вечером ты осталась здесь. Я напишу доктору Стерн и попрошу ее прийти осмотреть тебя.
— Не надо, — говорю. — Я в порядке. Мне лучше выйти на работу.
— Чушь собачья.
Без видимых усилий он подхватывает меня и заносит внутрь. Несмотря на состояние, тело охватывает легкий трепет. Меня никогда не носили на руках и не обращались со мной как с драгоценностью. И хотя я на самом деле не больна, его забота заставляет меня захотеть прижаться к нему и выплакать свои проблемы.
Он укладывает меня на диван.
— Оставайся здесь.
— Да, сэр, — салютую я, но он уже уходит в спальню.
Возвращается с одеялом, в которое тщательно меня заворачивает.
— Вот так.
— Ведешь себя как наседка. — Которую я люблю.
— Куд-кудах, — невозмутимо произносит он, подхватывая телефон одной рукой и пульт от телевизора — другой.
Я впечатлена его многозадачностью. Он прокручивает список фильмов и выбирает романтическую комедию, одновременно заказывая суп и корзинку с хлебом в обслуживании номеров.
— И чай, — добавляет Габриэль, заканчивая звонок.
Мое бедное, разбитое сердце тут же превращается в кашу. Он готовит мне чай. Голос слишком хриплый, когда я говорю:
— Итальянцы не славятся своим чаем.
— Скорее всего, это будет бормотуха, — соглашается он. — Но должно сработать.
И хотя я упакована как сверток, он делает еще одно движение, усаживая меня на свои колени и укутывая нас обоих одеялом. Так намного лучше. Я прижимаюсь к его груди, а он меня обнимает.
— Не хочу оставлять тебя, — шепчет Габриэль мне в волосы.
— Я в порядке. Правда. И могу пойти с тобой...
— Нет. — Его голос нежный, но жесткий. — Даже если ты не больна, все равно нуждаешься в отдыхе. А теперь замолчи и хоть раз сделай как велено.
— Командир.
— Ты сожалеешь только о том, что пришла моя очередь командовать.
Не в состоянии удержаться, я поглаживаю его грудь. Касаться Габриэля — это роскошь, которая вряд ли мне когда-нибудь надоест.
— Что ты там говорил по поводу того, что отдых по принуждению — это оксюморон?