Не стану думать о том факте, что ее чертовы пальцы проникли под рубашку и гладили мой живот. Призрак этого прикосновения всё еще обжигает, словно клеймо на моей коже.
Как только она начала играть с пуговками моей рубашки, я стал чувствительным и болезненно твердым. И сейчас на грани того, чтобы позволить ей обнаружить данный факт. И что же тогда случится? Я бы стал умолять ее сжать мой член и по-дружески погладить его вверх-вниз. Вероятно, я бы пообещал ей всё что угодно, лишь бы она продолжила ко мне прикасаться.
По крайней мере, я не решаюсь сказать всё это вслух. Не имею ни малейшего понятия, что эта женщина скажет или сделает в следующую секунду. И для человека, чья жизнь вращается вокруг контроля всех и всего, это странное влечение кажется нежелательным и вызывающим беспокойство.
Хотя всё это намного лучше, чем безумный страх, что одолевал меня до того, как Софи Дарлинг приклеилась к моему телу, словно пиявка.
Я пользуюсь нашей близостью, чтобы хорошенько разглядеть ее. Сперва я думал, что она симпатичная, и ничего особенного в ее внешности нет. Как же я ошибался.
Ее четкий профиль на фоне моей серой жилетки представляет собой изящные кривые, мягкие дуги и тонкие линии — не просто симпатичное лицо, а прелестно красивое. Однако меня захватывает вид ее кожи.
Я бывал с женщинами различного цвета кожи — от насыщенно шоколадного до бледно-молочного — и это никогда не служило фактором общей основы женской красоты. Короче говоря, кожа, ее цвет и фактура никогда не значили для меня ничего особенного.
Но кожа Софи Дарлинг прекрасна. Потому что она сияющая, невероятно гладкая и красивая, далеко не просто приятная на вид. Золотой оттенок напоминает мне о песочном печенье. И опять же, всё в Софи напоминает мне о каких-то сладких лакомствах. Заманчивых, но по итогу негативно сказывающихся на вашем здоровье.
Хотя не важно. Чем дольше я смотрю на ее кожу, тем больше хочу коснуться ее и понять, и на ощупь ли она, как атлас. Думаю о Мэрилин Монро, о том, как она выглядела на экране — мерцающая и безупречная. Но ее красота была основана на макияже и хорошем освещении. Я же почти с уверенностью могу сказать, что Софи не использует тональный крем или пудру.
Без моего на то разрешения, моя собственная ладонь движется вдоль ее руки к изгибу плеча, явно направляясь к обнаженной коже девушки. Софи замирает и не двигается, будто концентрируясь на моем действии. Я тоже не шевелюсь, мое сердце бьется о ребра. Я почти могу слышать его крик: «Остановись, стоп, стоп». Но не прислушиваюсь.
Всего одно прикосновение. Всего лишь. Я постараюсь удовлетворить свое любопытство и двинусь дальше.
Кончик пальца легко скользит по краю ее ключицы. И я закрываю глаза, сдерживая стон. Изящнее атласа. Мягче бархата. Гладкая и теплая. Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Моя рука падает на кровать, в безопасную зону.
Так тихо, и этот гребанный самолет продолжает трясти.
Продолжай болтать. О чем угодно.
Я не мастак ведения легких бесед. А это значит, что я погряз в дерьме.
— Зачем ты летишь в Лондон? — мямлю я. — На праздники?
Откровенно говоря, я удивлен, что такая женщина, как Софи, путешествует одна. Она похожа на тот тип, который нуждается в компании кого-то, с кем можно поделиться переживаниями. Сама мысль о том, что она одна бродит по Лондону, не укладывается у меня в голове, и это нелепо. Она же взрослая женщина.
И словно услышав мои мысли, девушка испускает смешок.
— Вообще-то, я лечу по работе.
— Правда? — к сожалению, удивление отражается в моем голосе.
И она фыркает.
— Да, у милашки с большими сиськами есть ум.
Господи, не упоминай о своей груди. И так довольно сложно игнорировать то, как она прижимается к моим ребрам.
— Какое отношение к наличию мозга имеет размер груди?
Ее щека скользит по моей рубашке, и я понимаю, что Софи смотрит на меня.
— Ты и правда кажешься оскорбленным.
Я наклоняю голову в ее сторону, разглядывая большие карие глаза и красные губы.
— Так и есть. Ты подразумевала, что я сексист. А это не так. Хотя соглашусь с частью о милашке. Просто не могу себе представить тебя серьезной на ту или иную тему.
Она морщит нос, хмурясь, и кончик ее пальца тыкает меня в бок. Мне едва удается не вскрикнуть. Боже, помоги мне, если Софи поймет, что я боюсь щекотки.
— Забавно, — говорит она, снова опуская голову мне на плечо.
Ебаный ад, это слишком приятно.
Ее голос доносится до меня, отвлекая.
— Но думаю, что заработала это.
Она заработала мою благодарность и снова спасла мой зад от унижения. Я вздыхаю и позволяю своей руке опуститься на ее затылок. И даже не пытаюсь найти себе оправдание.