Опять зашагали молча. Да и о чем было говорить двум почтенным людям, степенно шагающим вперед, «по воду», когда все хуторские колодцы давно остались позади.
Вот скоро и улица кончится, а они все идут... Как же быть? Надо же положить конец этой неудобной прогулке... И дед Артем сказал, чрезвычайно удивившись:
— А ведь мы не туда идем, Антоныч. Как ты мыслишь? Я что-то без очков плохо разбираюсь.
— Вот и мне сдается, будто не туда.
Остановились, недоуменно осматриваясь по сторонам.
— Так ведь это Степана Кузьмича хата?
— Кажись, Кузьмича.
— А колодцы, значит, туда?
— Туда, значит...
Помолчали...
— Должно быть, жать начнем скоро, — беспечно сказал Евлампий Антонович. — Хлеба нынче хорошие...
— Отменные нынче хлеба, — подтвердил дед Артем, с каким-то особенным интересом рассматривая звезды на небе...
— Читал я, Антоныч, шибко дела теперь идут в Китае. Наступление... Город за городом... Ты не читал?
Вместо ответа Евлампий Антонович испустил богатырский рык, круто отвернулся от непрошенного собеседника и быстро пошел, почти побежал по веселовской дороге. Дед Артем посмотрел ему вслед, вздохнул и сказал:
— Такие-то, значит, делишки, — и зашагал в обратную сторону.
— Или уже отнес тот... посягатель? — спросила бабка Катюша, глядя на вернувшегося деда с ведерком,
— Понес!.. И ведь какой человек! Сроду бы не подумал. Евлампий Антонович!.. Как он рыкнуп на меня, Катюша. Ты б послушала! Что бирюк твой. Я так думаю: совесть это в нем проснулась и рыкнула.
— А ведь может быть. Может, он и есть посягатель. С обозом Евлампий ездил.
— Я ж ему, как себе, доверял! — кипятился дед Артем, снова взбивая подушку. — Евлампий Антонович! Первейший колхозник!.. А может, и неповинен Евлампий? Может, как и я, ночь прокручинился?.. А вдруг он и в самом деле не брал? Ну да, не брал! Что ж, я не знаю Евлампия? А веселовцы теперь его отметят, как виноватого. Члена правления!..
Снова дед Артем погружается в думы. С прежним равнодушием считает секунды маятник: раз, два, три... Дед подумал; хорошо бы маятник остановить, задержать ход времени, подумать, принять решение. А потом снова в ход пустить. Стучи, пожалуйста! Но тут же отверг нелепую мысль.
Вот Артем снова поднялся и стал искать сапоги.
— Какой такой может быть сон, бабка, когда Антоныча заметить могут? Невиноватый он!
— А ты что, виноватый? Тебя-то ведь тоже увидят!
— Пускай меня. Пускай! Я не против...
— Обоих заметят...
— Того я и желаю. На Евлампия не сразу подумают. Член правления! Меня скорее заподозрят. Того мне, Катюша, и желательно, чтобы не на члена правления, а на рядового колхозника подозрение пало. Это ж для колхоза вдвойне легче...
Ухватив ведерко, Артем кинулся в дверь. Чтобы избежать неприятных встреч, он выбрал путь напрямик, через огороды. Да и надо было спешить: до утра оставалось три—четыре часа...
У веселовского общественного колодца дед увидел два ведра.
— Вот это Евлампия, — размышлял Артем, глядя на оцинкованное ведерко, — а это... постой! Где я видел такую дужку?.. У Гашки, у председателевой?! Вот где! Она ж по воду мимо ходила. Я ж тогда еще подумал: вот так дужка! Чисто серебряная...
Поставив свое ведро, дед поднял глаза к небу, усиленно соображая:
— Кто ж таки есть посягатель? Евлампий? Илья Ильич?
...Утром к правлению колхоза «Рассвет» подкатила подвода, груженная ведрами. Правил лошадьми сам веселовский председатель Лука Ильич.
— Принимай свое добро, — смущенно сказал он стоявшему на крыльце Илье Ильичу. — Натащили за ночь... ваши... к нашему колодцу...
— Себе оставил?
— Все привез.
— Стало быть, ваше нашлось?
— Нашлось, будь оно проклято. В колодце было. Значит, приехала Ивана Антоныча Анка, что в Ленинграде учится, пошла по воду и по неопытности упустила. Ты, Илья, извиняй... А у нас, знаешь, что смеху было... Полная ночь! Пошла тетка Лукерья к колодцу, глядит — ведро. Мне принесла. Вот, говорит, рассветовские вернули. За Лукерьей Раиса Степнова пошла, тоже ведерко приносит. За Раисой — Варвара Фоминична. Эта принесла сразу три. Вот так, думаем, урожай! Стали мы тут из-за интересу следить: как принесет какой, мы то ведерко в кусты и ждем свеженького...
Но Илья Ильич не слушал соседа. Он глядел на ведра и думал; «Стало быть, не одного меня тревожила эта ночь». А вслух он сказал:
— Значит, приехала Анка?
— Анка-то? Приехала! Как же...