— Естественный? Естественный? Бомбардировки городов вы называете естественным путем становления демократии?! — взвился Кургинян.
— Конечно, — довольно улыбнулась Новодворская. — Если народ не понимает ценностей демократии — его нужно силой принудить к этому пониманию.
— Сегодня люди погибли! Люди! — стукнул по столу Кургинян.
— Каждый случай гибели людей мы будем тщательно расследовать! И мы накажем виновных, — опять заскрипела Алексеева.
— Мы — это кто? — интеллигентно спросил Познер.
— «Мы» — это правозащитники! Лев Пономарев уже отправился в Страсбург, на очередное заседание Европейского суда по правам человека для привлечения к суду Лукашенко и Януковича, — гордо ответила старуха.
— Вы понимаете, что говорите? — всплеснул руками Кургинян. — Вы предлагаете судить жертв нападения! Это же повторяется югославский вариант! Сначала ее разбомбили, а потом судили лидеров страны! Не считаете, что это подло?
— По отношению к коммунякам любая подлость считается добродетелью! — заквакала Новодворская.
Весталка Лера с одной песней! Ять. Познер, что, разум потерял — ЭТО к себе тащить?
— Действительно, — поддержал ее Млечин. — И Украина, и Белоруссия давно могли интегрироваться в мировое сообщество путем вступления в ЕС и НАТО, и сегодняшних жертв просто не было бы. Следовательно, непосредственными виновниками сегодняшнего конфликта являются Лукашенко, Янукович и отчасти руководство Российской Федерации.
— А мы-то тут при чем? — почти крикнул Кургинян. — Вы в курсе, что пострадал также и Санкт-Петербург?
— А это нам предупреждение. Чтобы не вмешивались!
— Между прочим, этих предупредителей сегодня сбили над Финским заливом, — опять встрял Кургинян.
— За этот необдуманный поступок нашему правительству придется заплатить.
— Что, простите? — не понял политолог.
— Я вообще сомневаюсь, что наша доблестная рашко-федерашковая армия смогла сбить аж четырнадцать американских самолетов. Они способны только митинги разгонять да устраивать геноцид на Кавказе, — вякнула Новодворская.
Мля. Эксперты, бляха муха. Баба Лера — понятно, но Млечин-то со Сванидзе чего несут? Краев не видят?! Зачем нам вообще этих клоунов показывают?
— А если и сбили, то они обязаны оплатить стоимость нанесенного ущерба!
— А взрывы на Васильевском острове не считаются? — прищурился Кургинян.
— Это все ФСБ. Действуют в своем духе. Москва, Волгодонск, Беслан — белыми нитками шито! Каждому ясно — это дело рук ФСБ! — закричала вдруг Новодворская.
Повисла пауза. О поддержке большинством бабы Леры говорила только мимика. Клоуны. Артисты цирка!
— Старая ты жаба, — со смаком сказал Кургинян и плюнул в сторону Валерии Ильиничны.
Что тут началось! «Оскорбили женщину!» Вся четверка вскочила с мест и заорала на политолога. Мгновенно пошла реклама. Но уже через минуту начинает вещать Медвед…
Вот это да! Все-таки фашисты… Опять… Да сколько же можно-то, а? Что же за судьба такая у России — вечно на нее нападают. А потом приходится вечно оправдываться за невинно убиенных цивилизаторов-миротворцев. Видно, для ясности образа этих миротворцев нам речь президента и подсветили «Временами».
Ладно, это лирика. Что мне делать-то? Выборы пока накрылись медным тазом, да и цивилисты будут не особо нужны. По ВУС я вроде к военкомату приписан, какие-то бумаги перекладывать….
— Ма, мне будут звонить — сразу позови!
— Хорошо, ты уходишь?
— За хлебом в «Копейку» схожу, а потом бра буду делать.
— Хорошо, я закроюсь!
Та-а-ак… Сколько денег в кармане? Три куска — не густо, попробую карту обналичить, а то потом, может, и не придется.
У банкомата я третий, хорошо, рядом живу. Обнулил — и по магазинам: консервы, тушенка, водка. Очередь пока обычная. Не все телик смотрят. Во! И благоверная моя нарисовалась. Глаза красные — видно тоже, что ревела.
— Ты что так рано?
— Я всех отпустила, что будет…
— Не реви, постой. Если мы здесь еще живы, значит, ничего серьезного, может, даже учения.
— Правда?
— А то! Есть многие, кому мой друг Горацио…
— Опять твои шуточки!
— Ну, вот, ожила. Сын дома? Ты машину пригнать сумеешь?
— He-а, нет!
— Тогда давай ключи и в очереди постой.
— У тебя ж прав нету…
— И что?
— Милиция!
— Да какая, на хер, милиция! Тут до дома триста метров!
Насупилась, знает, что на людях я только в гневе матерюсь. Отдает ключи. Даю ей десять штук.