— Какие у тебя отношения с грамматиком Императора? — спросил как-то Андрей Магистра Оффиций за утренней трапезой.
— Хорошие отношения. Он толковый секретарь и вообще очень неглупый человек, — отвечал Аврелий, — А почему ты спрашиваешь?
— Просто мне, почему-то кажется, что в скором времени он будет играть в государстве очень важную роль, — ответил Андрей, — Не знаю почему, наверное, это интуиция подсказывает. Но я научился уже ей доверять.
— Да ведь он — любимец Императора! Он и так уже играет большую роль при дворе, — воскликнул Аврелий.
— Значит, возможно, будет играть ещё большую роль, — настаивал ведун, — Мне-то всё равно, я скоро уеду. А вот ты останешься, и я советовал бы тебе быть ближе к этому фавориту Василевса.
— Тебе что-то известно, брат? — хозяин дома пристально посмотрел на Андрея.
— Нет, ничего. Говорю же — просто интуиция. Я хочу, чтобы у тебя всё здесь было хорошо. Это в общих интересах всех Смотрящих. Вот и решил, на всякий случай предупредить тебя.
Вадя и Урсус, проводили теперь очень много времени вместе. Берендей быстро осваивал славянский язык, и они начали уже с Андреем процесс обучения магическому искусству. А, тем временем, молодой отрок из полян начал свой процесс обучения «любовному искусству» ухаживания, зачастив на хорошо знакомый ему постоялый двор в гости к красавице Ие. Хозяин двора явно не одобрял этих отношений, ведь он планировал выдать дочь замуж за богатого чиновника. Так что Фома даже пожаловался Андрею на его отрока.
— О чём ты думаешь, Вадя? Мы скоро уедем отсюда навсегда, — отчитывал ведун своего юного товарища, — Перестань дурить голову девице. Что ты можешь ей дать?
— Как ты не понимаешь? Я вовсе не дурю ей голову. Ведь она мила моему сердцу, Андрейка, — горячо отвечал отрок, — И я ей не безразличен. Она сама мне говорила. Отца только страшится и не хочет его расстраивать. А то, может и вправду — возьмём её с собой? Я-то всё честь по чести, не просто так, а ожениться на ней готов.
— Ишь ты! Шустряк! А по каким таким законам? — ухмыльнулся Андрей, — Она то вишь, в Христа верует, а ты — варвар, язычник! Нельзя ей за тебя выходить. Об это ты подумал?
Вадя густо покраснел и замявшись опустил глаза, словно ребёнок «застуканный» с поличным за кражей леденцов из буфета. От Андрея его смущение не скрылось:
— А ну-ка, мил друг, вижу — что-то ты мне недоговариваешь, — нарочито строго нахмурился он, — Давай, сказывай всё, как на духу.
— Не гневайся, друже, но веру я ромейскую принял недавно, — сознался Вадя, — Окрестился тайно. Теперь нет меж нами преград, одной мы тепереча с ней веры, — и он достал из-за пазухи небольшой нательный крестик из меди, — Люба она мне!
Андрей чуть не рухнул со стула. Вот это новость! Выходит, у них там настолько всё серьёзно. А он то, к стыду своему, за всей своей высокой политикой и не замечал, что с его другом творится. Не хорошо получается.
— Ладно, Вадя. Об этом мы ещё подумаем, — сказал он вслух, — Может, что и решим. А пока давай в дальний путь собираться.
Не известно, что бы они там придумали с этой нежданно-негаданно нагрянувшей вадиной любовью, но всё, как обычно, решила сама Судьба.
Вскоре наступило время главного светского праздника Империи — день основания Императором Константином Великим новой столицы на месте древнего греческого города-полиса Византия. Новой столице государства Император, не мудрствуя лукаво, дал своё имя. С тех пор этот день стал государственным праздником. Наряду с главными христианскими торжествами, он отмечался необычайно пышно.
По традиции — главным действие праздника стали грандиозные гонки на колесницах на городском Ипподроме. Четыре партии Ипподрома, как всегда, выставили свои лучшие колесницы и самых опытных возниц, готовых состязаться за победу на глазах у самого Василевса и получить награду из его рук. Каждая партия отличалась цветом своей формы, подобно современным футбольным командам, имела свою «техническую» базу и свои группы «фанатов». Каждая партия поддерживалась и финансировалась определёнными социальными слоями Константинополя. И очень часто их соперничество выливалось из чисто спортивного в политическое противостояние и борьбу за власть и влияние в столице.
Так случилось и на этот раз. Жёсткие столкновения между «фанатскими» группировками, бурно поддерживавшими своих наездников, начались сразу же после первых заездов. И очень быстро переросли в массовые беспорядки и погромы. В некоторых районах вспыхнули пожары. Император Филиппик со своей свитой вынужден был спешно покинуть Ипподром и укрыться в своём дворце. А в городе творилась настоящая анархия. Народ обезумел, «выпуская пар», он сполна отыгрывался за все свои проблемы, обиды и лишения. Появляться на улицах стало небезопасно. Да что на улице?! Даже за закрытыми дверями не всегда удавалось отсидеться безболезненно.
Император послал всех к чёрту и, запершись в своём кабинете, стал «заливать» проблему вином, предоставив своим подчинённым самим разруливать ситуацию. В рядах городских властей царила растерянность. А разгорячённая толпа городских маргиналов, чувствуя безнаказанность, занялась мародёрством и убийствами, грабя дома аристократов и богатые постоялые дворы.
— Смотрите! — закричал Вадя. — Та улица, на которой стоит дом Фомы вся в огне! Там Ия, она может быть в опасности! Я за ней.
И отрок стремглав кинулся из дома Магистра Оффиций. Прежде чем кто-либо успел его удержать, он вскочил на коня и помчался к постоялому двору Фомы.
— Твою мать! Ну, что ты будешь делать с этим «влюблённым джигитом»!? Ополоумел совсем! — воскликнул Андрей, делая сигналы, выбежавшему на шум из соседней комнаты Урсусу, — Чего застыл, давай за ним!
Оба они, вскочив на коней, помчались следом за Вадей. Кругом на улицах царил беспорядок и произвол. Ни городской стражи, ни императорский войск нигде не было видно. Андрей с Урсусом неслись во весь опор, сшибая по дороге нескольких мародёров. Вот, наконец, и знакомый постоялый двор. Боже! Ворота были сломаны и перекошены. Рядом валялось несколько трупов хозяйских слуг, которые с оружием в руках пытались защитить свой двор. А сам хозяин висел на одной из створок, приколотый к ней насквозь копьём, словно жук в коллекции. Он был мёртв.
Из дома доносились грохот, шум и крики. Над крышей взметнулось пламя пожара. Тут на пороге показался Вадя. Одной рукой он поддерживал растрёпанную Ию в разодранной одежде, а в другой сжимал окровавленный меч. Несчастная девушка находилась в полуобморочном состоянии.
— Я вовремя подоспел! — крикнул он, завидев своих друзей, — Эти негодяи убили её отца и хотели над ней надругаться.
— Ну слава Богу! — ответил Андрей, — Давайте скорее. Забирайтесь к нам за спины. Фоме уже мы ничем не сможем помочь, надо уходить. В доме Аврелия мы будем в безопасности. Если, конечно сможем вовремя туда добраться, — добавил он с беспокойством.
Приняв по второму седоку, они развернули коней и понеслись обратно. Но путь уже был отрезан. Дорогу им преградила беснующаяся толпа мародёров, жаждавшая крови. В беглецов полетели камни и стрелы. Прорваться с ходу не удалось. Их окружили со всех сторон. Оставалось одно — принять неравный бой. Они спешились. Толпа напирала. Андрей взмахнул руками и все окружающие их люди разлетелись во все стороны веером по кругу. В руках у ведуна сверкнул магический меч. Он быстро создал вокруг себя и своих товарищей защитный энергетический барьер. Стрелы и камни отлетали от него, как от стенки. Тут же раздался страшный рёв и рядом с Андреем оказался громадный разъярённый медведь.
Толпа мародёров в ужасе отпрянула. Со всех сторон раздались истошные вопли:
— Господь-вседержитель! Да это же — колдун!
— Верно! А с ним оборотень-антихрист!
— Убить их и сжечь! Это богоугодное дело! На костёр сатанинское отродьё!
Положение становилась критическим. Андрей обернулся к своим друзьям: