Соловей не поверил ни единому моему слову:
– Заткнись, щенок! Чересчур испуганный вид ты имеешь, чтобы слова твои прошли проверку на прочность. Монголы, половцы – мне все едино, кому отдавать пленников за деньги. Взять их и в клеть!
Мужики рассмеялись, широким полукругом выдвигаясь по направлению к нам:
– Беги Торопка! – рявкнул на ухо отец, изготовившись к битве, с одной иноземной саблей вышагивая навстречу трем десяткам. Вернуться живым из боя старый варяг не надеялся, а посему зашептал:
Последняя песня о взвейся над лесом!
Я путь свой прошел полный тайн и чудес,
В бою за родню, в драке праведной, честной
Прошу у Богов мощь для бренных телес.
Торопке для бега, а мне для удара -
Чтоб верно и точно разила рука
Желаю, чтоб таинство древнего дара
Сквозь сына несла временная река!
О Один! Твой взор через тучи я чую
И ярость кипит, как в младые года!
Как волк зарычу, закричу, залютую
Вгрызаясь в чужие, мужские тела!
Поздно Соловей осознал всю силу последнего шепота. Глаза отца засветились алым свечением предельного усилия души, взывая к жизни все скрытые резервы организма. Безумно зарычав, он кинулся к изумленным мужикам, первым воспользовавшись возможностью нападения.
Я не дам возможности снова осудить себя за бегство, дорогие потомки, читающие эту летопись, клятвенно заверив вас, что никуда я не побежал и не отступил. С голыми руками, слабо надеясь вырвать оружие из рук врага, я кинулся за отцом, желая в первый и последний раз прикрыть ему спину в настоящем, взрослом бою.
Ульв врубился в расстроившиеся ряды противника, сверканием сабли прокладывая себе путь сквозь чужие тела. Два разбойника, охнув, упали наземь, пытаясь руками закрыть пропоротые кишки и тщетно вернуть их на место.
Круглый, деревянный щит, оброненный одним из них в снег, был немедленно подхвачен мной, как раз в тот момент, когда несколько лучников, к которым вернулось самообладание, выпустили стрелы в образовавшуюся брешь ватаги.
Три железных наконечника впились в щит, четвертая стрела больно оцарапала ногу. Невольно я собрал большинство выстрелов на себя, оберегая отца от немедленного поражения, но и тому досталось «на орехи».
Я успел заметить, как два оперенных древка вошли Ульву в грудь, но разъяренный внутренним огнем старый варяг не обратил на них никакого внимания, как будто это были не смертельные снаряды, выпущенные чуть ли не в упор, а только лишь легкие удары, которые не стоило и замечать.
Удар кулаком в челюсть, прилетевший сбоку, сотряс до основания мое естество, отбрасывая на руки других разбойников. Ловко вывернувшись из смертельных объятий, я бросил щит во врага, чувствуя, как солоноватая кровь заполняет рот, обильно сочась из прикушенного языка.
Новый удар ноги и я кубарем укатился в сугроб, запутавшись в шкуре, по дороге чувствуя, как ноги многих противников осыпают мое тело пинками, не давая возможности подняться.
Изыскивая возможность продолжения боя, я пополз к перекошенной двери ближайшей землянки, силясь под ее защитой сыскать более-менее равные условия для драки, но навалившееся сверху грузное тело повара, не дало мне шанса продвинуться вперед и на сажени. Наоборот, вместо движения, я почувствовал, как крепкие руки толстяка пытаются завернуть мои конечности за спину, дабы окончательно связать вздорную добычу.
Спасло меня явление чудное и невиданное, являющееся, впрочем, источником оплошности самого Соловья. Резкий ветер сорвал снег с промороженной земли, в поднявшемся вихре смахивая наши тела, как ненужные крошки со стола.
Звук, заполнивший уши был всесокрушающ – нестерпимый свист заполнил голову, подвергая на прочность напряженное сознание. Это атаман, оценив в отце грозного противника, попытался магическим ударом остановить его прорыв.
Тело одного из лучников, чье горло было уже вскрыто метким ударом отцовской руки, мешком сырой картошки впечаталось в низкую стену землянки, крыша которой переставала существовать буквально на глазах, отслаиваясь от порывов искусственного ветра. Я успел заметить это, кувыркаясь в воздухе, силясь всеми правдами и не правдами упасть на ноги.
Не удалось – пребольно приложившись спиной о дерево, я опал на колени, стараясь осознать – цело ли мое нутро. Закаленный организм выдержал, что нельзя было сказать про моего тучного противника – он катался по земле. В опадающем снеге было видно, как неестественно вывернута его нога, переломленная в районе голени.