Стайлз, который на пути в заповедник воздерживался от курения в машине, всё-таки, как выразился подросток, они взяли ее в небольшую аренду (вряд ли это синоним для глагола “угнали”, но да ладно) у Питера, и было бы достаточно некрасиво испортить салон, сейчас опускает стекло и предается своему маленькому пороку.
– Что вообще за человек этот Фокс? – Приходится спрашивать, раз уж сам Дерек не торопится рассказывать, почему парень на него среагировал подобным образом. – И что за прозвище?
Хейл не выглядит как человек, который готов разговаривать, и кому угодно другому он мог бы высказать все, что думает про его неуместный интерес. Но это Стайлз. Его интерес для Дерека уместен в любой ситуации.
– Да просто парень из школы. У его отца небольшой магазин в городе. Переехали в начале предыдущего года из Канады, – Дерек максимально откидывает сидение и пару мгновений молчит, устраиваясь поудобнее. Стайлз сидит ровно, даже взгляда не отрывает от дороги. Стрелка спидометра на восьмидесяти. Дым рассеивается во всё ещё холодном воздухе. Агент выглядит откровенно дерьмово. Хейл прислушивается к собственным ощущениям и снова чувствует себя виноватым. – Я никакого прозвища ему не давал. Во всяком случае в первый день. Он отвратительно играет в баскетбол, Стайлз. Вот на тренировке я и назвал его бесполезным слизняком.
Стилински морщится. Что-то подобное могло бы произойти и в его школьные годы. Если бы он чаще бывал во время тренировок по лакроссу на площадке, а не на скамейке. Если бы его замечали хотя бы как раздражающий неуклюжий фактор. Как много если…
– Так ты, оказывается, плохой парень, Дерек, – окурок отправляется в свой последний полёт и вскоре бьётся об асфальт далеко позади автомобиля. – И тебя совесть не мучает?
– Не веди себя как задница, – Хейл отзывается низким рычанием. И от него – прямо как от прищура – мурашки. Прямо как от выдоха в незащищённую слабую человеческую шею чуть пониже затылка. – Если ты хочешь узнать, снится ли мне в кошмарах несчастный Фокс, которого часто зовут слизняком, когда он лажает на площадке, то нет, не снится. Он легко обходит всех в математике и что-то даже может в музыкальном кружке. Нельзя быть крутым во всём, Стайлз.
Конечно, нельзя. Стилински понижает передачу и плавно выжимает тормоз. Мотор протестующе мурчит, как будто расстраивается, что Камаро едет медленнее.
– Ладно. Что мы будем делать с его первым полнолунием? И как ты вообще отреагируешь на своё перевоплощение? – озноб пробирает до костей. Стайлз сосредотачивается на дороге и приказывает себе ещё немного потерпеть. Нужно быть готовым к перспективе двух сумасшедших, залитых по самые уши тестостероном подростков – спасибо тебе, эволюция, за половое созревание, а то было бы очень скучно! – с которыми ему придётся взаимодействовать.
– Будем надеяться, что всё пройдёт гладко. Найдём укромный угол подальше от Питера и всех остальных, пересидим. В случае крайней необходимости возьмёшь у Дитона рябиновый пепел и запрёшь нас обоих в ловушки. – Дерек звучит так, как будто они обсуждают предстоящую стратегию Лейкерс в текущем сезоне. Мужчина проглатывает вполне логичное замечание, что он, в отличие от оборотней, не обладает феноменальной выживаемостью в критических ситуациях. Вместо этого он паркует Камаро около дома и глушит мотор.
Стайлз не совсем понимает, как оказывается на лесной поляне. Всё вокруг в снегу, а он почему-то стоит босой посреди угрожающего вида деревьев. Он не чувствует страха или удивления, только зверский холод.
– Если я не буду двигаться, то замёрзну нахер. – Почему-то спокойнее от звука собственного голоса не становится. Боль в горле такая, как будто его очень долго душили, но почему-то не прикончили. Агент выдыхает на ладони, тщетно стараясь их согреть, делает первый шаг, особенно не разбираясь, куда ему следует идти. Любое направление может быть заведомо проигрышным.
Деревья расступаются неохотно. На небе нет ни солнца, ни луны. Невозможно определить, который сейчас час – то ли предрассветные сумерки, то ли вечерние. В лесу только он и деревья. И снег. Идеальное белое полотнище – когда Стайлз оглядывается, то не видит своих следов. Уже есть смысл беспокоиться и бояться?.. Все мышцы горят огнём, но теплее от этого не становится. Как он здесь оказался?.. Вроде бы всего пару часов назад он принял душ и поговорил с отцом – Дерек предусмотрительно скрылся под защитой ванной комнаты, пока шериф отчитывал сына как несмышлёного мальчишку – а потом, почувствовав лёгкое недомогание, решил прилечь.
В лесу никого. Стилински повторяет это как мантру. Он совершенно не хочет встретиться с какой-нибудь неблагожелательно настроенной сущностью, привлечённой в заповедник магической батарейкой. Будет забавно… Нет, будет совсем невесело, если мужчина сейчас набредёт всё-таки на таинственный Неметон. Может, это дерево выдернуло его из собственной постели?
– Как будто ты нужен этому дереву, – лес не кончается и не меняется. Стайлз останавливается около одного из деревьев и приваливается к нему плечом. Дышать тяжело. Голова чугунная. Суставы то и дело прошивает резкими вспышками боли. Сколько он уже просто идёт вперёд?.. – Ты не нужен… этому… дереву.
Наверное, не нужен. Самовнушение не работает. Теперь Стилински действительно становится страшно. Он устал, замёрз и почти не чувствует конечностей. Садиться – не лучшее решение, но мужчина не в состоянии держать своё тело на отказывающих ногах. Прикрыв на секунду глаза, агент обещает себе только короткую передышку. Если не двигаться, действительно замёрзнет.
Когда он открывает глаза, то хочет потерять зрение. Перед ним на корточках сидит Питер, и на его лице странная смесь отвращения и сострадания, а в руках – свежий венок изумительно прекрасных синих цветов. Стилински переводит взгляд на растения, похожие на странные колокольчики, и они совершенно не кажутся опасными. Прелестные переливы всей гаммы оттенков синего – от небесно-голубого до насыщенного сапфирового с проблесками лилового. В следующую секунду – возможно, вечность, потому что тело совершенно не хочет слушаться, каждая бесполезная его часть понемногу отмирает, а Стайлзу не хватает сил даже на страх – мужчина снова смотрит на оборотня, но перед ним уже не Хейл, а Кейт в форме чёрного отряда, который несёт смерть. Она и кладёт венок ему на макушку. Вот теперь он точно умрёт. Никакой Вальгаллы в чернильной темноте, куда Стайлз проваливается, нет.
Когда он открывает глаза, то видит над собой два бледных лица. Ещё секунда у него уходит на осознание, что это за лица. Сознание понемногу вырисовывает знакомые черты сначала отца, а потом уже и Дерека.
– Он пришёл в себя, – с явным облегчением констатирует шериф, выдохнув так, будто с его плеч свалились все Береговые хребты разом. – Стайлз, тебе лучше?
– Хочешь воды? – это уже Хейл.
Агент оставляет свое вполне закономерное желание сдохнуть при себе. Стилински только мотает головой, и это движение отзывается проснувшейся тупой болью. Он решает больше не двигаться. На предплечье сжимаются непривычно прохладные пальцы оборотня. Становится значительно легче, но Стайлз всё равно не готов считать себя ничем, кроме развалины.
– Как вы нашли меня в лесу и что это были за цветы?
– Цветы? Какие… У тебя, наверное, были галлюцинации, Стайлз,– Ноа опускается на заранее перенесённый поближе к кровати стул. – Дерек рассказал, как вы провели последние часы, – оборотень удостаивается такого взгляда, что ему стоило бы воспламениться и стать кучей очень сожалеющего пепла, но этого не случается. Он садится на постель рядом.
– Галлюцинации, – с пониманием повторяет агент, а после старается осмыслить произошедшее, но это вызывает новую вспышку боли. Чёрт с ним. Подумает об этом завтра.
– Ты бормотал что-то. Про дерево, – отец внимательно смотрит на него, но Стилински не видит смысла пересказывать разговор с Дитоном насчёт Неметона. Что бы там дерево не хотело, мужчина ему точно не нужен. Он отнюдь не сверхъестественный.