Питер не торопится хоть что-то говорить. И прекрасно справляется с наложением повязки уже самому себе. Стайлз бы никогда в жизни не поверил, что больной на голову (по мнению самого Стилински, конечно), ликантроп, изначально занялся ранами племянника, а не своими собственными. Но это всё равно факт. Дерек наверное должен быть безмерно благодарен родственнику за то, что остался жив, но сейчас он чувствует странно гнетущую пустоту. Буквальное ничего. Вакуум. Его как будто втянуло в чёрную дыру, родившуюся из-за смерти какой-нибудь особенно яркой звезды. Коллапсирующие звёзды, должно быть, действительно прекрасны. Примерно такая же пустота на секунду хлестнула по нервам, когда Бретт всё-таки утащил его за угол…
Здесь снега практически нет, а тот, что остался, совершенно нельзя назвать чистым. Дерек замирает и тупо смотрит на небольшую поляну, превращенную в декорацию фильма ужасов. Не хватает только внутренностей, развешанных по деревьям — куда ни падает взгляд, везде спотыкается о части человеческих тел. Хейл слышит странно шумный выдох, и вдруг понимает, что выдохнул сам. Так вот, где теперь нужно искать четырёх охранников. Очень не хочется столкнуться с тем, кто здесь развлекался. Однако, юноша решительно отворачивается и продолжает движение, выискивая хоть какую-то уязвимость в барьере. Он старается не думать о том, на что снова и снова натыкается взглядом. Стилински теперь в относительной безопасности, если так подумать — в доме вряд ли есть ещё члены чёрного отряда. Или оборотню просто жизненно необходимо в это верить. Одно из двух.
Они вместе с Бреттом достаточно быстро обходят дом и возвращаются к крыльцу, а потом перемещаются чуть дальше, чтобы не стоять совсем уж на виду. Хейл не спрашивает – не видит в этом никакого смысла – почему Талбот ощутимо дёргается. Здесь всё и без слов понятно, оба волнуются, разве что объекты у них разные. Про себя Дерек может ещё сказать, что его безумно бесит сама ситуация: он просто ненавидит чувствовать свою беспомощность и слабость. И вечно так. Как будто тот факт, что ему шестнадцать, сразу заставляет окружающих считать его ни на что не способным ребёнком.
О чем думает Бретт, Дерек сказать не может. Тем более, их обоих от тягостного ожидания отвлекает звук шагов. Оборотни обычно прекрасно перемещаются бесшумно, но конкретно этот – относительно высокий светловолосый мужчина чуть старше Питера – намеренно создаёт достаточно шума, чтобы на него обратили внимание.
– Мэтт. – Роняет Талбот. Хейл, справедливо предположив, что вряд ли дружок старой маразматички Ито пришел поговорить о творчестве Оруэлла, готовится к атаке. Старший оборотень оставляет парням пару метров свободного пространства и засовывает руки в карманы лёгкой куртки. Приглядевшись, Дерек понимает, что на одном из рукавов у подошедшего свежая кровь. Чужая, естественно. Чья?..
– Странное место для прогулок, мальчики. Вам стоит пойти домой. Уже довольно… Поздно.
– Что это за козёл был? – Дерек выныривает из не слишком приятных воспоминаний и снова смотрит на родственника. Питер уже успел немного прийти в себя: постепенно возвращается живой цвет лица. Со взглядом вот только что-то совсем не то. Может, Стайлз всё-таки прав? Физическое увечье вполне может привести к безумию. Не провоцируй его. Ни при каких обстоятельствах не провоцируй, волчонок.
– Матео Хименес, – ответ прерывается несколькими глотками воды. Хейл чувствует, что у него во рту чёртова пустыня Сахара, и с самой искренней благодарностью забирает у Питера протянутую бутылку. – Спутался с Арджентами и носит им тапочки в зубах. Пока это не приоритет. Что вы делали вместе со Стилински около дома?
Когда Питер уносил племянника к машине, последний просто старался не отключиться, и в целом пребывал на краю ужасающе чёрного забытья. Чёрной дыры. Бесконечного Ничего. Они проскочили мимо двух тел, слабо освещаемых отблесками постепенно разгорающегося особняка: по рецепторам знакомо ударило вонью табака. Красный Мальборо. Ноты слишком знакомого геля для душа. И… Карамель. Примешалась кровь, бензин и что-то химическое, резкое. Дерек постарался свалиться с чужого плеча. Он и сам не осознал своего бормотания. Единственное желание ожгло голову расплавленным свинцом: он должен вытащить отсюда Стайлза. Здесь просто пиздец как опасно. Здесь фанатичный мужик с тонкой сеткой шрамов на лице не брезгует убивать. Питер остановился и, выругавшись, прислушался:
– Ни пульса, ни дыхания. Сейчас тут будут все копы округа, – от возобновившейся ходьбы Дерек только ударился подбородком о лопатку дяди, правда, сил на более осмысленное сопротивление не осталось. – Некогда.
Тогда у подростка не возникло никаких вопросов. Он вырубился. Но сейчас четкое осознание того, что Питер просто… Просто оставил там Стайлза?! Сучья же ты тварь! Он всё ещё ждёт ответа. Вопрос удивительно прост. Но какая, чёрт возьми, разница?!
– Почему ты не забрал Стайлза? – Несмотря на то, что его собственная рука вдруг резко дёргает дядю за локоть и стискивает, Дерек старается говорить как можно спокойнее. Не провоцируй. Пока нога не срастётся окончательно, Питер, к сожалению, останется единственным союзником. Пока юноша не придумает, как минимизировать разницу в силах, дядю нельзя будет записывать и в список врагов. Ещё ночью двадцать четвертого декабря, сидя на кухне Стилински и под мерный стук падающих в раковину капель рассказывая федералу про оборотней, Хейл вполне готов был даже умереть, но теперь…
Очень странно наблюдать за тем, как Питер поджимает губы и, помедлив, отводит взгляд. Ещё более странно то, что Дерек вообще ничего не чувствует. Как будто бы все происходящее – это сон. Как будто он наблюдает за неловким диалогом из-за собственного плеча или с заднего сидения тачки. Он знает ответ. К очень большому своему сожалению, молодой оборотень знает.
– Мне очень жаль, – без единого намека на ложь тихо говорит Питер. Дерек не понимает, почему Хейлу жаль. В конце концов, Стилински ведь в порядке? Просто наверняка волнуется из-за отсутствия юноши рядом. Не мог ведь он…
Питер плавно вытягивает руку из захвата. Подросток с нарастающим беспокойством наблюдает за тем, как его собственные пальцы безжизненно падают на сидение. Он уже чувствовал нечто похожее раньше. Подушка пахла лавандой и порохом. А кто-то бесстрастный потихонечку вырывал каждую его жилу. Неторопливая жестокая вивисекция. Что у тебя внутри, Дерек Хейл? Рёбра в крошево. Горло жжёт как от виски, но в триллион раз больнее. Оборотень вдруг осознаёт, что не может вдохнуть. Руки не слушаются. И зрение внезапно подводит. И щёки почему-то мокрые. Как будто лицом упал в снег…
Матео даже не запыхался. А Дерек до сих пор чувствует каждый нанесённый удар. Что же, не стоило протягивать язык и предлагать незнакомцу поцеловать себя в задницу, прежде чем он уберётся нахер с частной собственности Хейлов. И, конечно, не стоило подтверждать, что и сам подросток - Хейл. Бретту тоже досталось. Вряд ли останется шрам, но сейчас рваная рана от нижней челюсти и до виска смотрится устрашающе. Кровь залила лицо и шею. Куртка Стайлза теперь просто куча ветоши.
– Ну что, мальчики, попробуем ещё раз? Я готов отпустить вас. Отличное предложение: вы сейчас разворачиваетесь и уходите. Если я снова увижу вас на своей земле, то уже не буду столь вежлив.
Хименес растягивает губы в улыбке. И выражение его лица гораздо больше подходит для общения с несмышлёными детсадовцами, Дерек вскипает. Какой-то пришлый убогий кусок дерьма претендует на их землю?! Его отчаянный выпад ещё до начала обречён на провал.
Всё очень быстро и профессионально. Альфа с лёгкостью уворачивается, не стесняется и контратаковать. Хейл в мельчайших подробностях запоминает, как Матео отточенным движением ускользает от колющего удара когтей, змеёй проскальзывает под чужой рукой. Ощутимый пинок под колено, которое тут же взрывается болью. Следующее прикосновение (сплошное издевательство) это подзатыльник, задающий юноше направление. Он успевает извернуться и упасть на спину. Теперь Хименес не улыбается. Присаживается рядом с поверженными противником на корточки и с хорошо заметным удовольствием вонзает когти в бедро. Дерек стискивает зубы, и клыки пропарывают губу. Только бы не орать от боли. Когти пробивают мышцы насквозь и дробят кость, а после медленно ползут вниз, к колену.