– Да. Да. Нет.
– И ты всегда такой неразговорчивый? – Стайлз даже вздрагивает, когда Хейл стремительно выпрямляется и, обернувшись, смотрит на него как на жалкого слизняка. – Что? Ты ожидал какой-то другой реакции? Я вообще всё ещё думаю, что у меня просто какая-нибудь хитрая опухоль в мозгу, и ты – просто её проявление.
– А ты прекрати жрать наркоту, –огрызается Дерек. Почти без злости. Просто отвечает на провокацию взрослого. – Может, тогда будешь полезнее.
– Тебе тоже стоит быть более полезным, - захватив с собой чашку из раковины, Стилински возвращается к столу и опускается обратно на стул. – Продолжим.
Подросток морщится и с явным неприятием кидает взгляд на сигарету. Стайлз мстительно улыбается и стряхивает пепел в кружку.
–Значит, у оборотней есть супер-обоняние, – какая-то часть мужчины против этого откровенного злорадства и издевательства. Другой части очень нравится тыкать гостя палочкой. – Что ещё мне стоит знать, если я возьмусь тебе помогать?
– Ты возьмёшься, –приподнимает брови Дерек. И снова нехорошо улыбается. – Потому что ты выполз из своего нуарного детектива в наш обманчиво тихий Бикон Хиллз и сразу же потащился смотреть на пожарище моего дома.
Неопределенно хмыкнув, Стилински снова затягивается и тянется за стаканом с виски, уже готовясь опровергнуть заявление визави. И замирает, вызвав у Хейла усмешку. Снова нечего сказать. Подросток с особой гордостью вскидывает подбородок.
– Тебе в твоем сарказме не хватает изящества, – сухо говорит Стайлз уже после того, как делает изрядный глоток виски. Пальцы больше не дрожат. Дерек явно хочет что-то сказать, но почему-то не говорит. – Кто такой эмиссар?
– Советник. У каждой стаи, насколько я знаю, такой есть. – Ответ лаконичный и абсолютно ничего нового не дающий. Какая разница, чёрт подери, какое слово использовать, если не объясняешь, что они значат?
– Вся твоя семья – оборотни? И что ещё вы умеете, кроме как шариться по чужим домам голышом и менять цвет глаз? – Стилински снова делает глоток. При всём происходящем нет никакой разницы, насколько он пьян.
Дерек вздыхает и очень неохотно начинает перечислять: высокая скорость, живучесть, сила… Стайлз сидит, запустив руку в волосы и просто пытается на сбиться с мысли. Насколько высокая скорость? Что вкладывается в понятие «живучесть»? Болеют ли оборотни гриппом? Сила? Как в «Звездных Войнах»? Как становятся оборотнями? Кажется, разговор то и дело возвращается к одним и тем же вопросам. Хейл периодически трёт виски пальцами, демонстрируя, что федерал кажется ему навязчивым и слишком глупым, чтобы понять даже самые простые вещи. Федерал курит одну за одной и, кажется, к четырём часам ночи начинает наконец разбираться. Альфа, бета, омега, стая, друиды, борьба за территорию, полнолуние, полное лунное затмение, когти, клыки, трансформация, аконит, серебро, охотники… Блокнот всё ещё переполнен вопросительными знаками.
Хейл кладет голову на столешницу и честно старается не зевать. Когда он всё-таки закрывает глаза и начинает проваливаться в сон, мужчина ещё несколько минут наблюдает за безмятежностью на лице мальчишки. Да, он пытается казаться крутым, взрослым и независимым. У него даже получается.
Стилински не уверен, что Дерек не притворяется спящим, пока он поднимает его на руки и относит в спальню. У него нет чуткого волчьего слуха, в отличии от этой одной большой проблемы с клыками и когтями. Ложиться нет никакого смысла. Он проветривает кухню, убирает и другие следы бессонной ночи. Варит кофе, накидывает на плечи куртку и выходит на крыльцо. Улица кажется полностью мёртвой. Он решает не курить, только вертит в руках зажигалку. Думает. А потом всё-таки звонит. Шериф поднимает трубку телефона молниеносно, и агент слышит мерный писк какого-то прибора. Как в больнице.
– Стайлз? Что-то случилось?
– Ты в ожоговом отделении, – говорит Стилински. Отец издает сложно определяемый звук. – Готов поклясться, что сейчас ты снова заведёшь речь про федералов со слишком любопытными носами… – это Стайлз произносит не без улыбки и отпивает немного кофе. – Не сердись, но я сегодня посетил всё-таки заповедник.
– Стайлз, – иногда его имя звучит как ругательство. В смысле, его прозвище иногда звучит как ругательство. Потому что для англоговорящего его настоящее имя всегда звучит как ругательство. – Почему я не удивлён?
– Я не буду отвечать на риторические вопросы моего самого любимого отца без своего авокадо. Так вот. Я кое-что интересное нашёл.
«Кое-что», который сопит сейчас в его любимую подушку, которую Стайлз возит с собой везде и всюду, потому что это очень и очень важно.
– Боже, ты шарился там в поисках улик… – Ноа ненадолго замолкает, и Стилински почти жалеет, что вообще решил ему звонить. На часах – половина пятого утра, его отец караулит выжившего при пожаре, а он снова заставляет его волноваться. – Пожалуйста, давай ты сейчас скажешь, что это шутка, Стайлз!
– Ты просто от меня отвык. Я бы привез это «кое-что» к тебе, но не могу. Пап, лучше расскажи, знакомо ли тебе имя Дерек Хейл?
– Я попрошу дежурного прислать файлы на мою почту. И не смей уезжать из дома, пока я не приеду, ясно?
– Так точно, сэр, –Стайлз прячет зажигалку в карман, цепляет пальцами чашку и поднимается с крыльца. – И, пап. Ну, ты же в любом случае знаешь, что я тебя очень люблю?
Стилински вспоминает про записную книжку и обосновывается с ней и блокнотом за столом. Великие и ужасные глубины интернета разъясняют, что кто-то очень скрупулезно вёл записи на классической латыни. Агенту не совсем понятна мотивация – для сохранности своих почеркушек можно было бы использовать шифр. Дерек спускается на кухню и нагло садится рядом, почти притираясь плечом, ровно в тот момент, когда Стайлз уже успевает прочитать крайне туманную легенду про французское чудовище.
– И зачем тебе бестиарий? – Хейл выхватывает записную книжку и внимательно её рассматривает, как будто ему помощь словаря не требуется. –Осваиваешь латынь? Пусть не хватает сил, похвально, однако, само стремление.**
– Восемь утра, волчья задница, возвращайся в постель, – ворчит Стилински. Ему понятно, что Дерек сейчас привёл перевод какой-нибудь известной цитаты, и мужчине должно быть стыдно за своё невежество. Он тянется к записной книжке, чтобы отобрать её, однако, юноша легко предугадывает чужое движение и поднимается. Стайлзу удается схватить его за пояс пижамных штанов. –Хейл. Верни.
– Это не твоё, – подросток вытягивает руку. – Ты её спер из моего дома, мистер Стилински. Так что это принадлежит мне. А твои познания в латинском языке – просто Mierda***.
– Ты отвратительный, – Стайлз разжимает пальцы и закрывает блокнот. Ему срочно нужны чёрные полиэтиленовые пакеты и бензопила, чтобы расчленить одного не в меру наглого парня. – Слишком отвратительный для пятнадцатилетнего подростка.
–Мне шестнадцать, – судя по торжеству на его физиономии, Дерек не считает себя отвратительным. И ему тоже нравится подкалывать Стилински. – Просто скажи, что ты ищешь.
– Повод не придать тебе ускорение пинком под задницу. Садись. Надеюсь, тебе не нужно сырое мясо на завтрак? Я кормил животных только живыми мышами, знаешь ли, сложно переквалифицироваться в моём серьезном возрасте.
Дерек не имеет ничего против кофе и соглашается на яичницу, хотя и остаётся явно заинтересованным после реплики про живых мышей. Стилински даже не пытается что-то в себя впихнуть, хотя его благоразумная часть буквально в голос орёт, что это необходимо.
– Почему ты думаешь, что это было убийство? – Стайлз возвращается на своё место и внимательно смотрит за спокойно жующим Дереком. Тот мрачнеет.
– Потому что вокруг дома рябиновый пепел, который ни одно сверхъестественное существо переступить не может. Если им окружить оборотня, он окажется заперт в ловушке. Плюс запах бензина. – Хейл откладывает вилку и с большим сожалением смотрит на еду. – Я нисколько не сомневаюсь, что у кого-то были мотивы так поступить. Всё, что от тебя нужно, Стилински, это найти виновного, а дальше я сам разберусь.