— Скажу, — отозвался Курт, сдвинув составленный им документ на дальний конец стола. — Дай мне минуту.
За тем, как он тщательно складывает письменные принадлежности, Нессель следила озадаченно, а когда Курт переставил свой табурет ближе, почти вплотную к ней, на расстояние протянутой руки, в ее взгляде проглянула откровенная настороженность.
— Что такое? — уточнила она опасливо, стараясь держать себя твердо и прямо, как прежде, и не особенно преуспевая в своих попытках. — Что-то мне не нравится, какое серьезное у тебя выражение лица.
— Потому что разговор у нас с тобою пойдет серьезный, Готтер, — пояснил он, стараясь отмерять слова и тон осмотрительно и тщательно, словно дорогостоящую пряность. — Но вначале — самое главное: спасибо. Я благодарен за все, что ты для меня сделала, и не забуду этого никогда.
— Ну, конечно. Судя по тому, в скольких местах ты продырявлен, лекарей в твоей жизни было немало и будет еще с полсотни…
— Немало. Но не столь привлекательных, — вскользь улыбнулся Курт и договорил уже серьезно: — И не столь самоотверженных. И не всякий выдергивал меня из могилы, Готтер. Ты спасла меня от смерти, а тех, кому я обязан жизнью, выбрасывать из памяти не в моих правилах. Спасибо за все. Это первое. А теперь второе. Ты хотела знать обо мне больше…
— Отчего-то мне начинает казаться, что уже не хочу.
— И тем не менее, узнаешь, — с мягкой настойчивостью возразил он. — Ты спрашивала, что это за медальон и что за эмблема выжжена на моем плече…
— Ты сказал — это духовный орден.
— Я сказал — «что-то вроде». Вот это, — тихо пояснил Курт, приподняв цепочку с шеи, — называется Знак. Это, — продолжил он, коснувшись плеча ладонью, — Печать. Такие, Готтер, сейчас есть у каждого инквизитора.
Упавшее разом безмолвие было ожидаемым; он был готов ко всему — от немедленной попытки нападения до слез и обморока, а потому успел подхватить Нессель под локоть, когда та отшатнулась и, потеряв равновесие, едва не упала с табурета, однако не стал ее удерживать, ощутив попытку высвободиться — тоже вполне ожидаемую. Она отступила назад, глядя на своего недавнего пациента с ненавистью и страхом, и Курт поднялся, сделав медленный короткий шаг к ней.
— Присядь, Готтер, — попросил он тихо.
Та вздрогнула, словно его голос был криком, внезапно разбудившим ее средь ночи; панический взгляд сместился в сторону, и он качнул головой:
— Не надо.
— Не надо — что? — уточнила Нессель едва слышно и сорванно, и Курт вздохнул:
— Не надо смотреть на оружие с таким вожделением. Сегодня расстановка сменилась: я в силах, а ты ослаблена. Ты не успеешь. Присядь, пожалуйста.
Она не двинулась с места, не произнося более ни слова, все так же стоя в двух шагах напротив и стиснув в кулаки дрожащие пальцы; глаза все так же горели ненавистью, все так же плескался в них страх, и из глубины медленно и неотвратимо всплывало отчаяние. И все так же взгляд срывался вправо, на развешанные на стене ножи…
— Предположим, ты сумела взять оружие, — продолжил Курт по-прежнему спокойно. — И что же? Неужели сможешь убить меня?
— Проверь, — отозвалась та напряженно.
Мгновение он стоял недвижимо; наконец, отступив, подошел к стене, снял один из ножей и, возвратившись к совершенно оцепеневшей Нессель, поднял ее руку и вложил рукоять в ладонь.
— Вот нож, — выговорил Курт все так же тихо и сделал еще шаг, остановившись вплотную и понизив голос до шепота: — Вот я.
Еще один миг протянулся в каменном молчании и бездвижности, внезапно разбившихся в прах от удара лезвия о доски пола. На оброненный ею нож Нессель даже не взглянула, лишь вздрогнув от глухого звона, и выдавила, обессиленно прикрыв глаза:
— Сукин сын…
— Присядь, — повторил Курт настойчиво и, потянув ее к табурету, усадил, прислонив спиной к столу. — Тебе тяжело стоять.
— Мать предупреждала, — тихо проронила она, глядя на свою руку, словно на предателя, внезапно возникшего рядом. — Она говорила — когда это происходит впервые, стоит проявить слабость, потерять контроль — и конец…
— Не кори себя, — возразил он, снова присев напротив. — Слабость здесь ни при чем; просто я тебе понравился. Это нормально. Я всем нравлюсь. Нас этому учат.
— Она попалась так же? — не поднимая глаз, спросила Нессель тускло. — Та, чье проклятье над тобой. Она была такой же, как я?
— Она была не такой, как ты. Ты спасаешь жизни. Она — отнимала их.
— И что теперь будет со мной?
— Ты забыла, что я сказал тебе минуту назад, — вздохнул Курт укоризненно. — Я благодарен тебе. Обыкновенно такого не говорят тем, кого намереваются убить, разве нет?.. Я повторю твои же слова: если бы я желал тебе зла, я имел возможность сделать с тобою что угодно, пока ты спала. Ты жива до сих пор. Почему?