Выбрать главу

Курт молчал, осознавая, что выглядит до крайности нелепо, но не находя в себе сил выговорить хоть слово, все так же глядя на ночную бестию, красующуюся в дневном свете, долженствующем убить ее на месте одним лишь касанием…

— Войти — не пригласишь? — вкрадчиво осведомился фон Вегерхоф, и он, наконец, коротко выцедил:

— Нет.

— Что ж, придется без приглашения, — пожал плечами тот и, отстранив хозяина локтем, неспешно прошагал в комнату, остановясь у окна и подставив солнцу лицо с подчеркнутым блаженством. — Нет, положительно, погодка отменная.

— Что ты делаешь… здесь? — с грохотом захлопнув дверь, выговорил Курт, окончательно справившись с первой растерянностью; стриг усмехнулся, обернувшись.

— Ты хотел сказать «сейчас», — уточнил он снисходительно и пояснил: — Не смог отказать себе в удовольствии увидеть твое лицо. Надо признать, ты меня немного разочаровал — Эрнст в этой же ситуации отпрыгнул, как от огня, и едва не загремел на пол… О, — хмыкнул фон Вегерхоф, окинув новое облачение хмурого майстера инквизитора придирчивым взглядом, и отступил назад, словно живописец, оценивающий только что набросанный ландшафт. — Стильненько. Брутальненько. Местный свет будет сражен наповал. Особенно дамы. Особенно замужние… Нечего на меня коситься, Молот Ведьм; здесь тебе не Кельн. Там — Вавилон, и стерпят все.

— А здесь?

— И здесь — Вавилон, — согласился стриг и, подумав, докончил: — Только после столпокрушения. В Ульме подобает блюсти некие правила — негласные, однако от этого не менее значимые, и от твоего облика будет зависеть первое впечатление о тебе — и оно останется навеки. Да, конечно, город пограничный, и повстречать здесь можно всякое, всякий наряд, говор и всякую разновидность, но это все проезжие, пришлые et cetera, и отношение к ним соответственное — словно к плесени, которая пройдет сама весною. На сословия здесь смотрят мало, но местную моду ты блюсти обязан, иначе сочтут неуважением, а за сим следует строгая кара в виде неприятия и нежелания общаться, что для следователя, согласись, довольно удручающая будущность. Посему жечь меня взглядом не стоит, а стоит слушать моих советов.

— Улиток есть не стану, — предупредил Курт, и фон Вегерхоф рассмеялся, отмахнувшись:

— Станешь. И есть улиток, и появляться в ульмском свете, и корчить из себя имперского рыцаря, и дамам улыбаться — все будет, Гессе; если дело потребует.

— В данный момент дело требует явления в магистрат, посему…

На недвусмысленный кивок в сторону двери стриг внимания не обратил, с готовностью отозвавшись:

— Разумеется, требует; идем — представлю. Кстати замечу, имей в виду: здесь ратушу магистратом не называют. Не принято.

— Благодарю за ценные указания, однако в конвое не нуждаюсь, — не скрывая неудовольствия, покривился Курт; тот усмехнулся:

— Я помню, на чем мы условились, Гессе: ты действуешь так, будто внедрен в среду враждебных сил, представителем коих я являюсь, и ех difinitione[25] предполагаешь, что я не тот, за кого себя выдаю. Ты мне не веришь и разрываешься между желанием начать, наконец, расследование и практической невозможностью работать; и каждое мое слово пробуждает в тебе массу подозрений… Сейчас я усугублю эти подозрения, ибо скажу, для чего мне нужно появиться в ратуше с тобой вместе. Размахивать моим Знаком у носа ульмских бюргермайстеров — это уже non-sens, а я должен принимать участие в расследовании так, чтобы никто не смотрел на это косо. Приятель-инквизитор, который поручится за мою благонадежность — это и есть то, что нужно.

На глумливо усмехающегося стрига он взглянул мельком, отвернувшись к окну и с интересом глядя на галдящую улицу, спиной продолжая ощущать снисходительный любопытствующий взгляд, явно отслеживающий, какую реакцию вызвали произнесенные слова.

Вот оно?.. Вот то, что им надо? Вмешаться в дело… для чего? Замять ошибку кого-то из своих? Или убийство и впрямь совершил некто, не известный фон Вегерхофу, и его хозяева, покровители или приятели дали ему поручение отыскать собрата раньше Инквизиции, дабы прибрать к рукам? Навряд ли стриг попросту допустил оплошность, и теперь исправляет собственную ошибку…

Стриг…

Стриг?

Курт осторожно перевел дыхание, уставясь в уличную суету с еще большей заинтересованностью и стараясь не замечать направленного в спину взгляда, захваченный внезапно возникшей мыслью. А с чего, собственно говоря, он решил, что Александер фон Вегерхоф — стриг? Незаметно подкрался… Ерунда. Кое-кто из воспитанников Хауэра наверняка может и не такое. Удержал с необыкновенной силой… Да, слово «нечеловеческие», несомненно, зарождается при воспоминании о каменных тисках, захвативших его вчерашним вечером, однако — неделю назад он видел обыкновенного человека, гасящего пустой ладонью огонь на расстоянии трех шагов. В Конгрегации — чего только теперь не увидишь, что же говорить о ее противниках?.. Бледен… И вовсе не доказательство. Бесцветные волосы и почти прозрачные глаза — у человека это всего лишь черты вырождения, типичные для германских родов, свято блюдущих знатность и «чистоту крови», либо же признаки болезни этой же самой крови. А вот свидетельств, говорящих в пользу человечности барона фон Вегерхофа, довольно. Он принимает обычную пищу, пресловутых клыков не имеет, а главное — самое главное! — свободно разгуливает при дневном свете…