— Испорчу — что? — уточнил он осторожно.
— Себя, — огрызнулась она; сняв с полки над очагом узкогорлый кувшин, отмерила в маленький стаканчик темно-бурую жидкость и, приблизившись, подала ему. — Пей.
Пей…
Вот он, тот голос, которым вещали его видения, голос, который прорывался сквозь беспамятство…
— Что это за дрянь? — усомнился Курт, не протянув руки навстречу, и девушка насупилась:
— Дрянь — это то, что ты выпил или съел, прежде чем оказаться полумертвым на этой дороге. А здесь — лекарство.
— Здесь жучки, — заметил он недовольно, и та покривилась:
— Это почки, идиот. Пей. Если ты снова вознамерился отбрыкиваться, мне опять придется применить силу.
«Да пей же, наконец, сволочь!» — припомнился ему отчаянный возглас одного из являвшихся ему призраков; похоже, спасительница и впрямь с ним намучилась…
— Дрянь, — повторил Курт, опустошив стаканчик и снова улегшись. — Нессель… Это ведь не имя. Как тебя зовут на самом деле?
— Не вставай с постели больше; я на тебя угробила столько сил, а ты порываешься пустить все мои труды псу под хвост. На самом деле я Готтер, но зовут меня именно так.
— Не удивляюсь[12], — буркнул он тихо.
— Деревенские обзывают меня, кроме того, еще и неотесанной дикаркой; теперь вижу, что я просто королева с манерами, если сравнивать с прочими, — заметила Нессель недовольно, и он спохватился:
— Извини. Все еще слабо соображаю; я Курт… Так ты что же — живешь тут одна? И одна меня… выхаживала?
— Одна, — согласилась та и, перехватив его взгляд, усмехнулась: — Мой брат перед тем, как умереть, неделю лежал в беспамятстве, и ухаживать за ним, кроме меня, было некому, посему — ничего нового я у тебя не увидела. Кроме, разве, этого клейма у тебя на спине; что это?
«Что это»?..
На лице Нессель был искренний интерес, и никакого лукавства в темно-серых глазах он не увидел; однако же, ни один человек в Германии подобного вопроса задать попросту не мог: Конгрегации могли припоминать дела прежней Инквизиции, ее могли не любить, ей могли не доверять, могли ненавидеть, но не знать — не могли. И, тем не менее, перед ним был человек, совершенно не имевший представления о том, что значит Печать; а стало быть — и что она значит для нее в первую очередь.
— У меня, — не ответив, произнес он неспешно, — был еще медальон с такой же чеканкой и деревянные четки. Где они?
— Вместе с твоим оружием в кладовой; эта железяка мешалась — тебя ведь тошнило. Не отмывать же мне ее всякий раз… У твоего спутника тоже была такая; это что — какой-то духовный орден?
— Да, что-то вроде, — согласился Курт; она кивнула:
— Я так и подумала, поэтому сняла с него медальон перед тем, как похоронить — обыкновенно ведь подобные штуки после смерти хотят передать детям или женам, или кто там из родичей…
— «Перед тем, как похоронить»? — переспросил он с сомнением, смерив взглядом невысокую тонкую фигурку. — Ты его… Господи, как ты сумела? Земля еще каменная.
— Прогрела костром; не оставлять же мне его было валяться посреди дороги?.. Если захочешь о нем помолиться или что там полагается делать с усопшими в вашем ордене — он погребен за домом, рядом с моими родителями.
Рядом с родителями…
Итак, вывод из этого краткого разговора был довольно невеселым и странным. Потерявшие родителей брат и сестра обитали в лесу, пока некая болезнь не оставила Нессель в одиночестве; если же взять во внимание тот факт, что вид Печати и Знака ни о чем ей не говорит, то можно утверждать с уверенностью, что из лесу она не выходила больше десяти лет, быть может, и родившись здесь же. Классическая лесная ведьма второго типа — юная, привлекательная и довольно стервозная, если судить по прозвищу, данному ей людьми. Кстати, этот факт, в свою очередь, говорит о том, что пределы леса она все же покидает, пускай и ненадолго, и с родом человечьим общается. Наверняка торгует травами или оберегами, а то и ворожит по случаю — деревенские в этом смысле до сих пор сохраняют двоякий подход к вере, от мессы идя в ближайшую рощу за березовой ветвью, чтобы отогнать сглаз от скота. Странным образом те же крестьяне отличаются и особым рвением по части самовольного отлова, осуждения и изничтожения таких, как эта Нессель…
— Постой-ка, — спохватился Курт, лишь сейчас осмыслив ее слова полностью. — Как ты изощрилась притащить сюда нас обоих?
— На лошадях, — пожала плечами та, и он недоверчиво нахмурился: