— Я не могу прочесть, что там написано, — с прежней враждебностью, однако уже менее убежденно возразила та. — Быть может, там сказано «убить на месте»…
— Там сказано, Готтер, что ты имеешь право заниматься тем, чем занимаешься, где угодно, в любом городе, деревне или в чистом поле, хоть посреди пустыни, если б таковые в Германии имелись, и что у Конгрегации к тебе нет никаких претензий. И ты ведь знаешь, что сейчас — я откровенен. Знаешь, что теперь я не сказал ни слова лжи. Ты видишь это, верно ведь?
— Так значит, вас учат нравиться… — болезненно усмехнулась Нессель. — Ты был недурным учеником. Это заметно.
— А тебя мать этому не учила? — спросил Курт, вновь взяв ее за руку, и, не дождавшись ответа, улыбнулся: — Стало быть, это талант от природы.
— Ты омерзительный, гнусный, двуличный подлец, — отозвалась та тихо, не высвободив, однако, ладони из его пальцев. — Что ты сделал со мной, что я не могу просто послать тебя куда подальше, а сижу и слушаю все это? И кому, что такого сделала я, что ты свалился на мою голову…
— Ты сама сказала — так было надо, — ответил он серьезно и, взглянув в ее совершенно посеревшее лицо, поднялся. — Мне кажется, настало время сейчас окончить этот разговор; я сказал все, что мог, тебе же остается лишь думать над моими словами. Ты и в самом деле должна прилечь, Готтер; я вижу, тебе дурно.
— Голова кругом… — прошептала Нессель обессиленно, когда он бережно, словно слепую, довел ее до кровати; подушка, покрытая выбеленным полотном, была одного цвета с ее лицом, и пересохшие губы едва шевелились, выталкивая слова через силу. — Не буду думать. Не могу сейчас. Не хочу. Плевать на все… Уйди, — попросила она едва слышно. — Видеть тебя сейчас не могу… Уйди, Бога ради. Мне нужен час покоя, иначе сегодня я с места не сдвинусь, и ты завязнешь здесь еще самое малое на сутки.
— В иных обстоятельствах я бы сказал, что это не так уж и плохо.
— Уйди, — повторила Нессель, отвернувшись к стене, и закрыла глаза, подтянув одеяло к самому лицу.
Она проспала два с половиной часа; проснувшись, долго смотрела в потолок, словно припоминая что-то, а потом вскочила, сев на постели и глядя на Курта напряженно и остро, будто хищный зверек, внезапно застигнутый в доме.
— Как чувствуешь себя? — спросил он участливо. — Выглядишь лучше.
Нессель сидела молча и неподвижно еще полминуты, сминая одеяло в пальцах, и, поднявшись, выговорила строго и жестко:
— Напрасно ты дал мне уснуть. Потеряли время.
— Тебе это было необходимо, — возразил он. — Бывает, что лучше думается так.
На мгновение она замерла, глядя в сторону, и, не ответив, кивнула на дверь:
— Подготовь коней. Я сейчас соберусь.
О прошедшем разговоре Нессель не помянула ни словом; она избегала говорить и вовсе, ограничиваясь скупыми сжатыми, как кулак, фразами, необходимыми по делу, и тогда в ее голосе слышалась явственная обида, потерянность и усталость…
Сборы были недолгими — дорожная сумка уже была приторочена к седлу, оружие, лежащее все эти дни в кладовой, возвращено на свое обыкновенное место; сумку Эрнста Хоффманна и его жеребца Курт предпочел оставить, дабы не отягощать себя излишним грузом и заботами. Сквозь лес шли пешком; ведомый в поводу жеребец недовольно мотал головой, фыркая, когда голые невысокие деревья задевали его по морде, и несколько раз по оной же обрел и майстер инквизитор, когда идущая впереди молчаливая проводница отпускала низкие ветки раньше, чем он успевал подставить руку. О том, делалось ли это с умыслом, Курт даже не гадал.
Трижды за время пути Нессель останавливалась, приседая на упавшее дерево или высохший пень, опустив на руки голову и медленно, опасливо переводя дыхание; возвратившийся было цвет лица вновь потускнел, и было видно, как дрожат ее руки, когда она поправляет сбившуюся куртку или отводит в сторону ветви, преграждающие тропу. Дорога возникла впереди внезапно, казалось, для нее же самой; несколько долгих секунд она стояла, не двигаясь, придерживаясь ладонью за ствол прямой, как стрела, сосны и глядя на плотно протоптанный тракт в пяти шагах от себя. Конь, завидя свободное пространство, рванул вперед, и Курт дернул повод, осадив его назад.
От громкого фырканья за спиною Нессель вздрогнула, обернувшись, и медленно, словно сквозь силу, кивнула через плечо вправо.
— Тебе туда, — пояснила она коротко. — В деревне подскажут, в какой стороне твой Ульм.
— Не прощаясь? — укоризненно произнес Курт, когда она развернулась, уходя, и та пожала плечами, не глядя в его сторону: