Выбрать главу

— Вы говорите так, словно и этот рассвет приоткрыл вам некую тайну, — удивлено произнесла Марта.

— Может быть… Может быть… — загадочно пробормотал киашьяр и обворожительно улыбнулся девушке.

* * *

Она проснулась, когда за дверью что‑то загрохотало, села, тут же схватившись руками за голову, и застонала. Перед глазами все плыло и мелькали темные пятна.

— Это ж надо! — хрипло пробормотала Марта, осторожно оглядываясь по сторонам, а потом в ужасе прижала ладони к лицу и замычала.

Воспоминания прошедшего вечера и ночи рваными кусками воскресли в памяти, и девушка мысленно начала себя ругать за глупость.

«Ты идиотка! Полная идиотка! — корила она себя. — Как ты могла только додуматься до этого!»

Ночью, как и говорил Клант, ее ничего не смутило, ничто не показалось неправильным, но с наступлением дня девушка осознала весь ужас произошедшего.

Марта медленно сползла с огромной кровати, подбирая разбросанные повсюду детали своего гардероба. Один чулок оказался переброшен через изогнутый металлический светильник на стене, но достать его и не разбудить мирно спящего легарда девушка вряд ли бы смогла.

«Уноси ноги, пока он не проснулся! — велела себе Марта, второпях натягивая измятое платье. — Еще не хватало, чтобы пришлось с ним разговаривать! И так… И так я совершила самую кошмарную ошибку в жизни!»

Расплакавшись, девушка дернула ручку двери и перепугано обернулась, когда та скрипнула, но киашьяр все так же безмятежно спал на животе, подтянув ногу и обняв рукой подушку. Облегченно вздохнув, Марта пригладила волосы и вышла из комнаты.

* * *

Я увидела ее, когда выходила из комнаты. На миг в витражном отражении мелькнуло перепуганное и заплаканное личико. Во взгляде Марты было много страха и потерянности, а общая измятость одежды не давала возможности ошибиться в выводах. Да и дверь… Я хорошо знала эту дверь. Мне отвели комнату на этом же этаже много лет назад, так что каждая вмятинка, каждый изгиб и каждый гвоздь я знала наизусть.

Мне не хотелось смотреть на эту девушку, не хотелось знать, где именно она провела ночь, но теперь мы с ней были повязаны этой тайной. Именно тайной — я прочла в ее глазах, что она никому не захотела бы рассказывать о произошедшем. Вряд ли ей не понравилось, хотя она сама еще, возможно, не может оценить свои ощущения здраво, но зная те слухи, что ходили о Кланте среди дам и, особенно, фрейлин, сложно предположить, что к Марте легард отнесся иначе.

Раньше мне становилось больно и горько, ведь я сама искала возможности услышать эти сплетни и сама же расстраивалась, но с годами это самоуничтожение отступило, вытесненное разумными доводами.

«Ты страдаешь из‑за своей же глупости, Эмма! — повторяла я себе и каждый год, каждую свободную неделю проводила в Лессе. — Ты однажды станешь совершенно безумной, а ведь не имеешь права его ревновать! Он таков, пойми. Он таким был, когда ты еще даже не родилась!»

Уговоры помогали, стягивали узлом бунтующее сердце, но оно рвалось наружу всякий раз, когда я снова и снова натыкалась на истории похождений киашьяра, и путы до боли впивались в сгусток мышц и крови, причиняя нестерпимую боль. Я умирала, задыхалась, но никто не знал об этом. Восковая маска с надписью на лбу «старый друг» скрывала все.

В детстве казалось, что все самое лучшее должно быть моим. И даже не имело значения, что думают другие. Я первой брала пирожное с подноса, первой рассматривала чужие подарки. Я даже однажды взобралась на недостроенную башенку у северной подъездной дороги, где отец собирался возвести стену, потому что хотела первой увидеть открывающийся вид.

В Лессе все происходило точно так же. Вира часто ругала меня за разграбленную кухню и опрокинутые статуэтки, но моей потребности в исследовании это не умерило. Почти все легарды не разделяли настроений сестры, уверяя ее, что в Академии мне привьют хоть немного дисциплины, и оказались правы.

По крайней мере, я отучилась всюду совать свой нос, даже не зная, не оторвут ли мне его за любопытство.

Останься я прежней, обязательно попробовала бы заполучить Кланта. Любым путем, любыми средствами, но не сейчас, когда и так понятно, что легард воспринимает меня только как сестру. Даже этой девчонке, что трясясь, крадется по коридору, чтобы поскорее скрыться от чужих глаз, внимания досталось куда больше.

С обидой поджав губы, я открыла дверь в свою комнату и поскорее зашла, решая, что же мне делать дальше. Оставаться один на один с собой не хотелось. Зная себя, не трудно предположить, что запрусь в каком‑нибудь углу и буду долго с упоением жалеть маленькую Эмму, а потом целую вечность с болью выскребать из души все эти грязные мысли.