— Ух, ты! — радостно захлопала в ладоши Орика.
— Ну, а когда днем небо затянуто тучами — значит, Звезда отправилась навестить своих сестер, оставив Солнце в печали, — вздохнула я, радуясь, что история подошла к концу. — Люди, помня эту легенду, назвали цветы, подаренные Звездой нашим рекам, Память. Когда же среди нас появились легарды, то они дали цветам имя на своем языке. — Я на миг замолчала, вспоминая полное название, как оно было записано в справочнике из библиотеки Лесса. — Orika‑naa. Памятная трава. Уже люди переиначили это слово в Орикаю.
— Я не знала, — помотала головой девочка и заулыбалась.
— Теперь будешь знать. Так что у тебя с горлом? — заниматься такими мелкими делами не хотелось, но раз уж я кое‑как смогла зашнуровать ботинок на распухшей ноге, то притворяться больной не выйдет.
Девочка вскочила и в два шага оказалась возле меня, выжидательно заглядывая в глаза. Стараясь ни о чем не думать, я медленно потрогала Орику сначала за ушами, а потом под подбородком, вкладывая самый легкий импульс.
— Тепленько! — воскликнула малышка, не сдержалась и захлопала в ладоши.
— Тише, — я строго свела брови.
— Красиво, — по — детски серьезно произнесла девочка, постаравшись подавить радость. Я невольно отдернула руку, когда Орика погладила треугольник малахита в кольце.
— Это не просто кольцо, — пришлось признаться, чтобы не обидеть девочку.
— А браслетик? — Прикасаться Орикая не стала, с любопытством ткнула в серебряный дутый ободок на моей правой руке.
Я покачала головой, едва заметно улыбнулась и запустила руку в сумку, на ощупь выискивая что‑то подходящее. Знакомое покалывание скользнуло под пальцами, и я уверенно вытащила тонкий кожаный шнурок с болтающимся на нем кругляшом цитрина. В лучистом центре пластинки виднелась крохотная трещинка, у знатоков и торговцев признававшаяся изъяном.
— Ой! — воскликнула девочка, рассматривая камешек.
Пару секунд я задумчиво рассматривала амулетик, пытаясь понять, зачем Бурону понадобился Проводник.
— Этот камешек называется цитрин или еще Солнечный зайчик, Солнечный проводник. — Я без сожалений протянула амулетик девочке. — Этот камень, как говорят, способен показать верный путь и развести дурное с дороги. Недуги и болезни не отведет, конечно, но хотя бы не даст опасности вцепиться в тебя своими зубками.
Девочка с благодарностью улыбнулась и дрожащими пальчиками взяла подарок. Мне не казалось чем‑то страшным дарить чужую вещь ребенку. Уж цитрин точно не нес в себе наследия Бурона!
— А ты не видела, где тот мужчина… с глазами, как у коника? — уточнила я, вставая и пробуя собственную устойчивость. Нога в объятиях бинтов и ботинка почти не гнулась, но и не болела. Пару раз притопнув, чтобы поудобнее разместить конечность в носке, я направилась к выходу.
— Он с моим отцом на палубе болтал, когда я уходила, — сообщила девочка. — Я провожу, это там, на противоположной стороне!
Закрыв дверь на ключ и хорошенько подергав ручку, я медленно поковыляла вслед за Орикой, вздыхая на каждой ступеньке лестницы. Наверху, стоило вынырнуть из‑за плотной холстины занавески, в лицо одуряющее ударил теплый ветер с россыпью прохладных капель. Солнце ослепляющее вызолотило реку по обе стороны от той посудины, на которой мы плыли.
«Дримуя? — Попытка вспомнить название провалилась. — Эртая?»
— Как называется такой корабль, Орика? — спросила я у девочки.
— Митиная! — радостно подсказала девочка. — Самая большая на Верткой! Шестьдесят пять метров в длину.
— Угу, — хмыкнула я, едва успев увернуться от пробежавших мимо мальчишек.
— Мы с родителями плывем в Эдишь. Так долго… — Орикая вздохнула. — Папа, правда, сказал, что на повозке дольше. А на митинае хоть и дороже вдвое, зато лошадок покупать не нужно. Пойдемте, я вас с папой познакомлю!
Знакомиться с родителями этой вертлявой девчонки мне хотелось ровно также, как есть кашу, что подают в придорожных едальнях!
Парус на средней мачте негромко хлопнул, когда ветер изменил направление. Я вяло глянула вверх, следя за тем, как несколько мужчин спешат свернуть затрещавшее полотнище. Рулевой у нас за спиной громко выкрикнул непонятные приказы и приналег на громадный рычаг.
— Ой, опять только по течению плыть будем, — вздохнула Орика, подбегая к левому борту и опасно свешиваясь за перила. — Вода совсем спокойная. Папа говорил, что у Верткой течение везде непохожее, так что где‑то быстро пролетим, а где‑то, вот как теперь, долго ползти будем. Да еще без парусов…