Наталья Ивановна смотрела на огонь, а сама машинально прислушивалась к голосу Генриха Степановича, доносившемуся из кабинета.
— Ты финансовый агент, советский служащий, а чем занимаешься? — сердито говорил Генрих Степанович. — Ко мне жалоба за жалобой на тебя поступают… А в чем дело? Да в том, что ты больше о личном благополучии печешься, общественные дела для тебя — дело второстепенное… И взятки эти… Гадость какая!
— Виноват, Генрих Степанович, — произнес дрожащий голос.
— Виноват!.. Следить за своими поступками надо, контролировать себя… Я хотя не член партии, но собираюсь вступать и на этом основании скажу тебе: мы, коммунисты, боремся за моральную чистоту человека…
Слова мужа взволновали Наталью Ивановну. Они словно открыли перед ней новую, неведомую ей часть его души. Так вот он какой! Он сразу стал ей ближе и родней. И даже мелькнувшая на миг мысль о том, что дома он совсем не такой, показалась ей мелочной. Ну, устает же человек!.. А насчет хозяйства… Что же плохого, если их семья живет в достатке?
Ей захотелось сделать Генриху Степановичу что-нибудь приятное. Забыв о деньгах, она заспешила домой.
У дома она увидела человека с мешком за плечами. Видимо, он кого-то ожидал и, скучая от вынужденного безделья, топтался на одном месте. Со стороны можно было подумать, что человек навеселе. Наталья Ивановна подошла ближе, человек прервал свой танец и оглянулся на нее. Это был старичок, с багровым, словно натертым бураком лицом. Они с минуту удивленно смотрели друг на друга, потом она спросила:
— Вы к кому это по такому морозу?
— А к Генриху Степановичу… Вы случайно не жена ему будете?..
Она кивнула головой. Тогда старик бухнул мешок в сугроб, и в снежной пыли отчаянно заметался поросячий визг.
— Эх, какой голосистый! — одобрительно сказал старик и, ткнув валенком в мешок, добавил: — Это Генриху Степановичу подарочек от нашего кладовщика… Получайте в целости и сохранности, расписка не требуется…
— Что за подарочек? — недоумевая спросила Наталья Ивановна. И вдруг, рассердившись, сказала: — Вот что, отец, иди-ка ты со своим поросеночком… А кладовщику скажи, что ошибся он адресом… Иди…
Она хлопнула калиткой перед носом удивленного старика и пошла в дом. Но прежнего легкого настроения уже не было. Оно словно растворилось в поросячьем визге.
Генрих Степанович пришел поздно вечером. Он долго с фырканьем умывался на кухне, и, когда сел за стол, в волосах его блестели капельки воды. От него веяло свежестью и здоровьем знающего себе цену человека. Он пообедал, похвалил второе и сел с газетой у окна. Тогда она сказала, будто только сейчас вспомнила:
— Да, знаешь, сегодня были с поросенком…
Она ожидала, что муж удивится, но получилось обратное.
— Ну? Где же он? И хороший? — спросил Генрих Степанович оживленно, отбросив газету.
Сердце у Натальи Ивановны упало. Она сказала тусклым голосом:
— Я его отослала обратно…
— Почему?
Брови его поползли вверх, и он посмотрел на нее, как на человека, признавшегося в своей глупости. Наталья Ивановна прикрыла ресницами заблестевшие глаза:
— Зачем нам столько?.. Я совсем с ними замучилась, да и соседи говорят…
— Не будем, Наталья, считаться, кто больше работает. И зачем мне равняться на соседей? Я, во-первых, человек с образованием, и, думаю, мне иногда можно позволить то, что рядовому человеку не позволяется. — Генрих Степанович сказал это своим обычным поучающим тоном, но сейчас он не подействовал на Наталью Ивановну. Чувствуя себя так, словно бросается в холодную воду, она спросила тихо:
— Слушай, Генрих, я хочу с тобой откровенно… Что это за подарки?
Генрих Степанович лениво повернул голову:
— Ты спрашиваешь так, будто ведешь следствие… Ну, это подарок за оказанную услугу… Видишь, как я ценю семью. Другой бы пропил, а я все в дом!.. — улыбнулся он.
— Ох, зря ты, — сказала она встревоженно.
Генрих Степанович внимательно посмотрел на нее, потом поднялся и сел с женой рядом. Поглаживая ее по плечу, он сказал:
— А ты у меня совсем глупенькая, совсем не разбираешься в жизни… Сейчас, Наталья, надо быть подвижным, идти в ногу со временем… Вот, смотри, председатель нашего райисполкома при каждом удобном случае говорит нам о вреде пьянства… А ты думаешь, он не пьет? Пьет, да еще как! Но — дома… На виду же он всегда другой, он учит людей, какими они должны быть… И прав, кто поступает так… Я уже два доклада о моральном облике советского человека сделал, и их одобрили в райкоме! — похвалился он.