— Я же тебя нормально спросила! — дерзко бросила Маринка.
— Слушай, племянница, — Егор Лексеич придавил её тяжёлым взглядом, — я тут бригадир. Будешь залупаться — это твоя последняя командировка.
Маринка побледнела от обиды и бешенства.
К ней сразу подсунулся Серёга. Он понимал, что Маринка борется с дядей, чтобы прорваться наверх. Однако теперь Егор Лексеич казался Серёге мужиком рассудительным и мудрым: не нужно с ним враждовать. Он сам в подходящее время сделает всё правильно. А Маринку — жалко. Она отчаянно бьётся в стену. Слишком горячая и глупая.
— Ты хрена ли на Лексеича окрысилась? — осуждающе прошептал Серёга.
— Отвали от меня! — брыкнулась Маринка.
— Кушать готово! — объявила Алёна. — Ложи всем, Наталья.
Талка пристроила горячий котелок на кирпич и вооружилась поварёшкой. Она всегда боялась ошибиться с порциями и тарелки выставляла перед собой все сразу. Стараясь угодить Талке, Матушкин раздавал тарелки с кашей.
— Лопай-лопай! — балагурил он. — Ровняй морду с жопой!
Митя сел у колеса мотолыги на пустое место рядом с пленным. Алабаевец недоумённо покосился на него. Голова у Мити была мокрая.
— Чё, предатель, с городским-то тебе лучше? — ухмыльнулся Мите Костик.
Серёга принёс две тарелки — себе и Маринке, но Маринка не приняла его услуги, сама взяла себе кашу и перебралась к Мите. Во всей бригаде только Митя осмелился пойти поперёк дядь Горы. Пускай у него не получилось, но остальные-то и не пробовали. Маринке хотелось быть вместе с Митей: вместе с тем, кто тоже недоволен Егором Лексеичем. Митя — Бродяга, как и Харлей, а Бродяги — люди вольные. Не то что Серёга Башенин, шестёрка бригадира.
А Митя был ожесточён и полон решимости понять, в чём же Типалов не прав. Он, Митя, работал в «Гринписе». Зачем же нужен этот «Гринпис», если идёт промышленная война? Что он делает на объекте «Гарнизон»? Почему и китайцы, и европейцы, и даже свои называют «гринписовцев» предателями?
— Скажите, что делает «Гринпис»? — негромко спросил Митя у пленника.
«Спортсмен» снова покосился на Митю.
— Исследует лес, что же ещё-то? — пояснил он с лёгким превосходством.
— А почему исследование леса мешает государству и обществу?
— Особенно-то не мешает, — усмехнулся алабаевец. — Просто неприятно. Хотя все утверждения «Гринписа» — чистый бред.
— Какие утверждения?
— Что селератный лес способен мыслить.
Митю словно ударило в грудь мягким и тяжёлым бревном.
— Это и пытается выяснить миссия на Ямантау?
— Угу, — кивнул алабаевец. — Ищут братьев по разуму в кустах на свалках. Китайцы запрещают коллигентные деревья вырубать, а «Гринпис» требует прекратить вообще всю лесодобычу. Такое никому не понравится. Китайцам нужен бризол, европейцам — нейлектрический биоматериал, нашим — деньги. Чего добивается «Гринпис»? Чтобы мировая экономика рухнула?
— Завязывай с теми мудаками, Митька, — посоветовала Маринка.
Но Митя уже ничего не слышал. Он был поражён. Здесь, на заброшенном водозаборе при мёртвом городе, в пустом и гулком воздухе полуразрушенного машинного зала он вдруг ощутил неосязаемое шевеление будущего.
А Серёга всё ещё тупо держал в руках две тарелки с гречневой кашей — для себя и для Маринки. Но Маринка сидела с Митей и Серёгой уже нисколько не интересовалась. Конечно, Митя не был в этом виноват, и всё равно хорошо было бы дать ему по его городской морде. Душа Серёги корчилась от горечи.
— Чья миска у меня? — спросил Серёга у бригады. — Кто без жратвы?
Талка приготовила двенадцать тарелок, то есть на каждого члена бригады плюс ещё одну для пленного алабаевца. Однако обделённых Серёга не увидел.
— Лишняя, что ли, порция? — удивилась Талка. — Я же по счёту ложила!..
— Ты на Саню Холодовского раздала, — тихо пояснила Алёна.
Глаза у Талки медленно наполнились и переполнились слезами. Талка всхлипнула, зажимая боль в себе, вскочила и ушла за мотолыгу.
Щетинистая физиономия Матушкина замерла и словно почернела.
Завтрак первым завершил Егор Лексеич.
— На ходу дожуёте! — объявил он. — Поссыте — и на борт!
Бригада заторопилась. Алёна собрала миски и сложила в котёл. Егор Лексеич влез в мотолыгу и вылез обратно с двумя автоматами.
— Ты и ты, — он ткнул пальцем в Матушкина и Фудина, — пока что при мне постойте. Ты тоже, — Егор Лексеич подтащил к себе алабаевца. — Серёжа, ты — водитель. Откатись за ворота и жди нас. Девушки, давайте живее в машину!
Серёга уверенно пробрался за руль. Движок мотолыги заклокотал, по залу пополз бризоловый чад. Егор Лексеич, алабаевец, Матушкин и Фудин отступили. С визгом стальных траков мотолыга развернулась почти на месте, сгребая мусор и почву, и покатилась к пролому в стене, вскарабкалась на завал из кирпича и вывалилась во двор, вздёрнув грязную корму.
— А мы почему не поехали, шеф? — спросил Фудин.
— Отойди-ка туда, — распорядился Егор Лексеич, подталкивая пленного.
Алабаевец не понимал, зачем всё это нужно. Егор Лексеич деловито сунул Фудину и Матушкину автоматы.
— Расстреливайте его, — обыденно приказал он, кивнув на пленного.
— Это как это, шеф?.. — опешил Фудин.
— Бригадир, что такое? — занервничал и алабаевец. — Пугаешь, что ли?..
— На хуя мне кого-то пугать? — Егор Лексеич спокойно посмотрел ему в глаза. — Твой Алабай не стал менять тебя, а мне ты, расписной, не нужен.
Егор Лексеич хотел увидеть, кто первым выстрелит — Матушкин или Фудин. Шпион Алабая не решится убивать своего. Он же надеется вернуться, а как его встретят после того, что он сейчас сделает? Его тоже грохнут.
— Мы так не договаривались! — почти заорал пленный.
— А мы вообще как-то договаривались?
— Слушайте, мужики, — алабаевец задёргался. — У меня бабки есть! Много! Я с телефона могу перевести! Я скину вам, а вы меня просто отпустите, и всё! Я не буду Алабая искать, в Татлы уйду, и в город! Слово даю!
Алабаевец заискивающе смотрел то на Фудина, то на Матушкина, то на Егора Лексеича. С него напрочь слетело прежнее городское высокомерие.
Егор Лексеич безмолвно наблюдал за Матушкиным и Фудиным.
— Вы же нормальные мужики, не звери!.. — уговаривал алабаевец.
Фудин повернулся к бригадиру.
— Шеф, про деньги — хороший план! — с надеждой сказал он.
Егор Лексеич продолжал молчать. А у пленного точно прибавилось сил.
— Я же вашего товарища не убивал! — горячо заверил он — Это Алабай!..
Фудин решил, что молчание бригадира означает одобрение.
— Много — это сколько? — спросил он у пленного.
Матушкин стоял со странно неподвижным лицом, но при словах о гибели Холодовского его щетина будто ожила. Матушкину плевать было на гибель Холодовского, просто разговор с алабаевцем снова напомнил ему, что Талка предпочла не его — даже тогда, когда соперник исчез. Матушкин хотел сорвать зло — выплеснуть досаду. И ударил по алабаевцу очередью из автомата.
Эхо заметалось под бетонным потолком машинного зала. Алабаевец затрясся, ещё пытаясь что-то произнести, рухнул на колени и повалился набок.
— Много — это не тебе! — выдохнул Матушкин Фудину.
46
Город Межгорье (I)
Серёга взял в сторону и затормозил, смяв мотолыгой густой кустарник, что вырос на былом тротуаре. Рядом остановился харвер, в его корпусах мощно гудели моторы. Егор Лексеич приоткрыл дверь кабины и высунулся наружу.
— Слышь, Серёжа, смотри там в оба! — крикнул он. — Алабай нашу Ведьму поймал! Она может снова толпу чумоходов сюда нагнать, как на Инзере!
— Всё под контролем! — браво крикнул в ответ Серёга.