— Тогда скачем дальше! — объявил Серёга. — Авось повезёт!..
И они поковыляли дальше.
Может, это их и спасло.
Над ломаной кромкой валунного откоса вдруг высунулась щербатая морда мотолыги. Рыча, мотолыга поднялась, осыпая с гусениц всякий мусор, накренилась на борт и перевалила через гребень. И Серёге, и Мите, и Маринке она показалась спасательным кораблём, бравым истребителем драконов. И тотчас бабахнули сразу два выстрела из гранатомёта. Один снаряд взорвался в щебне возле рубчатого колеса чумохода, а другой — в кабине. Во все стороны разлетелись камни, кривые железяки и зелёные листья смородины. Сплитчер словно подавился рокотом своего двигателя, поехал куда-то вбок и, принимая поражение, уронил баровую пилу — она врылась в кучу глыб. Из моторного отсека что-то потекло, заструился дымок, и потом на капоте вспыхнуло пламя.
В мотолыге что-то радостно орали Костик и Матушкин.
Измождённая Маринка опустилась на ленту транспортёра, и Митя тоже молча сел рядом. А Серёга всё стоял. Он смотрел не на мотолыгу и не на горящий чумоход, а на склон дальнего холма. Там полз «инженерный танк».
На самом деле это лишь издалека казалось, что «танк» неспешно ползёт, а «танк» мчался по распадку меж двух отвалов, на пределе форсируя движок. И по склону левого отвала в атаку на врага, поблёскивая ногами и корпусами, сверху вниз бежал харвестер Егора Лексеича.
Коптер по-прежнему транслировал с неба панораму всей пустоши возле щебёночного завода, и Егор Лексеич прекрасно знал, где находится машина Алабая и куда она направляется. С Алабаем следовало покончить. И Егор Лексеич устремился в погоню — по каменному косогору наперерез Алабаю. Харвер был и быстрее, и манёвреннее «инженерного танка».
Многоногий комбайн, изгибаясь, преодолел очередной валунный холм, и Егор Лексеич наконец-то увидел «танк» собственными глазами. Длинный, загромождённый оборудованием вездеход пылил по лощине, как неуязвимый носорог. Егор Лексеич почувствовал злорадное удовлетворение: вот ты и попался, гад! Ничего тебя теперь не спасёт! Егор Лексеич повёл харвер по самому выгодному направлению, чтобы напасть на «танк» с кормы.
Возможно, «танк» и принял бы сражение лоб в лоб, но это означало, что надо тормознуть и дождаться летящего с возвышенности противника, утратив инициативу; Алабай предпочёл скоростное отступление. «Танк» наддал газу, выбрасывая струю выхлопа. Но из пассажирского отсека выпрыгнул человек с гранатомётом в руках. Это кто-то из «спортсменов» решил погеройствовать: типа как харвер всё равно помчится за более важным врагом, то есть за «танком», — и получит от героя гранату в бочину. Ага, дерзай, чепушила.
Егор Лексеич не купился на дешёвую разводку. Харвер несся прямо на героя. Тот очканул, второпях пульнул из базуки — снаряд просвистел мимо — и сиганул во всю прыть куда-то в сторону. Харвер нагнал его за десять шагов и пнул стальной ногой в спину. Человек распластался в воздухе, как кленовый лист, и шлёпнулся на камни безобразной тёмной кляксой.
Экипаж «инженерного танка» не мог отстреливаться от противника, что находится за кормой: тому, кто вылез бы из люка пассажирского отсека, мешала башенка подъёмного крана. Харвер топал в пыли, снова приближаясь к «танку» сзади. В кабине харвера Егор Лексеич деловито сунул пятерню в перчатку гаунтлет-пульта. Харвер расправил суставчатую ручищу с чокером и жадно потянулся к «танку». А на «танке» другой алабаевец, хватаясь за скобы и поручни, на ходу пробрался по корпусу к башенке крана. Кран ожил. Его стрела, удлиняясь, выехала над кормой «танка» и отбила ручищу харвера.
«Танк» отмахивался крановой стрелой, не позволяя харверу цапнуть себя за загривок. Алабаевец болтался в трясущейся башенке, но ловко орудовал рычагами. Стрела качалась перед харвером в клубах пыли, не подпуская к «танку», камни из-под гусениц врага стучали по корпусу комбайна, жёстким хвостом перед харвером топырился утыканный резцами траншеекопатель: «танк» ощетинился, защищаясь всем, что имел. И Егор Лексеич разозлился.
Ручища харвера изловчилась поднырнуть чокером под стрелу, и чокер схватил её будто снизу за горло. Егор Лексеич бросил комбайн вперёд. Харвер начал заламывать стрелу вверх; подъёмный поршень стрелы вытянулся из гидроцилиндра до предела; харвер нажал ещё, и опорная платформа крана от толчка выскочила из поворотного кольца. Харвер убрал руку — кран остался парализован. И тогда харвер уже беспрепятственно двинул руку вперёд, смял башенку, точно картонную, вместе с алабаевцем внутри, и потащил всю сложную и растопыренную конструкцию крана через корму «инженерного танка». Бесформенная груда металлолома жестоко пропахала корму, своротив и заднюю кабину, и механизм траншеекопателя, рухнула вниз, на камни, и поволоклась за «танком», словно ком железных внутренностей.
Харвер легко переступил через него, заходя к «танку» с борта. А «танк» всё мчался вперёд, напоминая огромную раненую крысу. И харвер принялся громить его чокером, кусать и рвать на ходу: выдирал из него куски, лоскуты и лохмотья — обломок крыла над гусеницей, боковину от кожуха моторного отделения, резервный топливный бак, угол крыши пассажирского отсека. Тонкие ноги харвера мелькали мимо окошек «танка» стальными молниями.
У «танка» ещё уцелела водительская кабина. Егор Лексеич берёг её на сладкое, ведь там сидел сам Алабай. Егор Лексеич ощущал мощь харвестера, будто собственную мощь, наслаждался своим гневом и торжеством возмездия. Как этот городской говноед посмел пойти залупой против него, бригадира Типалова, который столько лет царил в этих диких лесах?..
Егор Лексеич уже занёс над кабиной «танка» тяжёлый чокер — карающий меч своего правосудия. Алабай не стал дожидаться рокового удара. Откинув дверь кабины, он выпрыгнул наружу, упал, сгруппировавшись, и перекатился в сторону, уворачиваясь из-под ног харвера. Вслед за Алабаем метнулся его рыжий пёс — и тотчас угодил под стопу комбайна: за стопой на вдавленных камнях вспыхнуло кровавое пятно. А на кабину рухнул сверху раззявленный чокер. Брызнуло стекло прожекторов; чокер пробил крышу, скомкал в горсти и кресло водителя, и колонку управления и вырвал всё с потрохами.
Дизель «инженерного танка» продолжал работать, но правую гусеницу заклинило. «Танк» по инерции ещё промчался вперёд и затем начал медленно поворачивать вправо, словно закрутился на месте от нестерпимой боли. Возле правого борта нагребало вал из каменных обломков — и наконец этот вал остановил слепое движение могучей машины. Двигатель заклокотал в агонии, подавился и умолк. Из кривой дыры моторного отсека пополз синий дым — будто отлетающая душа механической твари. «Инженерный танк» сдох.
Лощину затопила взрыто-белёсая полоса пыли — след от сражения машин. И в светлой мгле смутно обрисовался тёмный силуэт мотолыги.
67
Щебёночный завод (V)
Время, оказывается, не застыло на месте, и солнце сдвинулось под уклон небосвода. Оно ещё не начало краснеть, но отяжелело, и всё вокруг обрело свою тень — каменные глыбы, машины, люди. Восточные склоны холмов стали рябыми, и выявилась фактура отвалов — их сыпучесть, выпуклость, объём.
Изуродованный «инженерный танк» покрылся налётом осевшей пыли, словно бы уныло проторчал в этой лощине уже сотню лет. А харвер выглядел как новый: технологичный, сложный, отсвечивающий гладкими корпусами из ситалла. Это были машины разных поколений — грубая и варварская механика против тонкой и жестокой электроники, и не мудрено, что «танк» проиграл.
Война бригадиров завершилась разгромом Алабая. Дело было не в гибели «танка». У Алабая осталось всего два бойца плюс Вильма и Щука. С таким войском не повоюешь. Егор Лексеич сам удивился, как мощно он расправился с противником — разбил наголову. Что значит опыт. Понторез Алабай связался с тем, кто ему не по зубам. И теперь его бойцы сидели на камнях возле «танка» не столько подавленные поражением, сколько смущённые своей открывшейся глупостью. Зачем они поверили Алабаю? Он же щенок перед Типаловым!.. Одной лишь Щуке всё было похер. Она весело улыбалась и Егору Лексеичу, и его людям — старым знакомым. Дескать, круто опять встретиться, кенты.