[08.08.88 / 0]
Спустя ровно месяц, мой астероид цветёт. Это точка отсчёта, сегодня я достиг нуля координат, Чёрного квадрата, который завтра разорвётся изнутри под давлением тысячи цветов. Красный, синий, фиолетовый, жёлтый, оранжевый, голубой, нежные лепестки, но какие мощные и пробивные, они сожгут холодную Вселенную живительным пламенем — ведь все они дышат Жизнью.
Я не преувеличиваю, тысяча — по всему астероиду. Грунт принял их семена, цветы не погибают в нём. Теперь вся космическая пыль превращается в пыльцу, я чувствую её сладкий запах повсюду. В лёгкой дымке, повисшей над Садом я вижу красные огоньки, они левитируют, как и я, они — лёгкость моей победы, мой триумфальный венец. Я слышу голоса корней, на волшебном, нечеловеческом языке они зовут меня к себе, возглавить парад.
Я преобразуюсь в свою природную форму, сброшу оковы человечности, и пойду. Мне не нужен воздух, только питательная почва астероида, и Свет. Мои корни обвяжутся вокруг корней моих творений, мы достигнем ядра и разломим его напополам, чтобы разделиться и полететь во все уголки Вселенной. Завтра умирает Время, так спойте же ему прощальную песню вместе с нами:
Последние секунды, и Смерть настигла Мир,
Лишь тонкий писк порвавшейся струны
Звучит в кромешной темноте Последнего Мгновения,
И всюду разлетаются Лучистые Цветы
С Солярного благословения, где ты –
Такой же, как они, цветёшь и видишь сны
О новом Саде, Вечности и музыке живущих Лир.
В комнате стояло два человека в скафандрах, один из скафандров был простым, немного мешковатым и старым, другой — современным, скроенным по фигуре, с серебристой нашивкой на груди. Человек в простом скафандре дочитал текст песни вслух и сказал:
— Это была последняя запись. Почти месяц назад.
Человек с нашивкой, глядя в никуда, сказал:
— Когда он садился на корабль, он сказал, что у него никого не осталось, — он подошёл к стене, в которую был встроен разбитый панорамный экран с видом на открытый космос, и свет далёкого Солнца показал его стареющее лицо.
На полу в форме круга были выстроены горшки с тем, что когда-то было цветами, но теперь — это были лишь скрученные высохшие ветки, выжженные радиацией и покрытые серой пылью астероида. В центре круга лежала куча серого грунта, из которой торчал деревянный черенок, а к нему тряпками было привязано голое тело, на котором кожа висела, как огромный костюм на маленькой вешалке, лицом оно было повёрнуто к разбитому экрану. Ноги его были вкопаны в кучку грунта, одна рука плотно привязана к бедру, а вторая, окоченев, висела в вакууме, ладонью вверх.
Человек с нашивкой взглянул на его лицо: перетянутая синяя кожа, веки сомкнуты, рот раскрыт, — на языке скопился слой пыли. Они обошли веху ещё раз, убедились, что ИИ станции не работает от того, что все щели забились пылью, снова осмотрели тело.
Человек в простом скафандре стоял в углу комнаты, в темноте. Сквозь стекло шлема было видно его бегающие зрачки. Он вопросительно кивнул человеку с нашивкой.
— Что тут сказать, валли́, так валли́, — он взял немного грунта из горшка и растёр между пальцев, — Я его предупреждал.
Они вернулись на корабль, двигатели зажглись и синее пламя унесло их прочь с астероида.
[1] Главный герой ссылается на картину французского художника Рене Магритта «Вероломство образов», изображающую курительную трубку, под который написано «Ceci n’est pas une pipe» — «Это не трубка». Он приводит в ответ Магритту свою максиму «Ceci n’est pas une œuvre d'art» — «Это не произведение искусства».