Выбрать главу

Тем не менее мы можем проследить некоторые его личные мысли, поскольку он умел писать и писал хорошо. От него не требовалось, как от более старших офицеров, вести вахтенный журнал, но он все равно вел его для себя. Эти тома, написанные на толстых листах бумаги пером и чернилами, которые иногда размазывались при качке судна или обрызгивании морской водой, были оформлены в виде колонок, под которыми каждый день отмечалось направление ветра, местоположение судна или пеленг, а также любые "примечательные наблюдения и происшествия". Записи должны были быть обезличенными, как будто дикие стихии можно было сдержать путем их кодификации. Даниэль Дефо жаловался, что бортовые журналы моряков зачастую представляли собой не более чем " нудные отчеты о том... сколько лиг они проплыли за день; где у них был ветер, когда он дул сильно, а когда тихо". Тем не менее, эти дневники, как и само плавание, обладали присущим повествованию импульсом, с началом, серединой, и концом, с непредвиденными поворотами. Кроме того, некоторые авторы вставляли личные заметки. В одном из своих дневников Балкли переписал строфу из стихотворения:

Смелыми были люди, которые первыми вышли к океану

Распустить новые паруса, когда крушение корабля было самым страшным:

Больше опасностей теперь только от человека,

Чем от скал, бурь и ветра.

После плавания капитан корабля сдавал в Адмиралтейство необходимые вахтенные журналы, в которых содержались огромные массивы информации для создания империи - энциклопедии моря и незнакомых земель. Энсон и его офицеры часто обращались к дневникам тех немногих моряков, которые отважились обогнуть мыс Горн.

Более того, на сайте в этих "журналах памяти", как их назвал один из историков, фиксировались все спорные действия и казусы, произошедшие во время плавания. В случае необходимости они могли быть представлены в качестве доказательства в военном суде, от них могли зависеть карьера и жизнь. В трактате XIX века, посвященном практическому мореплаванию, рекомендовалось " тщательно вести каждый вахтенный журнал, избегать всяких подстрочных записей и подчисток, так как они всегда вызывают подозрение". Далее: "Записи должны делаться как можно быстрее после каждого события, и не следует вносить ничего такого, чего бы не хотел подтвердить помощник в суде".

Эти вахтенные журналы становились также основой для популярных приключенческих рассказов для широкой публики. Благодаря печатному станку и росту грамотности, а также увлечению ранее неизвестными европейцам мирами, возник неутолимый спрос на те рассказы, которые моряки издавна плели на форштевне. В 1710 г. граф Шафтсбери заметил, что морские рассказы " в наши дни стали тем, чем были рыцарские книги в эпоху наших предков". Эти книги, разжигавшие пылкое воображение таких молодых людей, как Байрон, в основном напоминали хронологический формат журнала, но в них было больше личных размышлений; в них проникал индивидуализм.

Булкли не планировал публиковать свой собственный журнал - авторство этого растущего литературного произведения все еще в основном принадлежало только командирам или людям определенного положения и класса. Но в отличие от коменданта "Триала" Лоренса Миллечампа, который признавался в своем дневнике, что " не справляется" с задачей "писать следующие листы", Булкли с удовольствием записывал то, что видел. Это давало ему право голоса, даже если никто, кроме него, никогда его не услышит.

 

Однажды ранним ноябрьским утром, вскоре после того как Булкели и его спутники покинули Мадейру, наблюдатель, сидевший на мачте, заметил на горизонте поднимающийся корабль. Он подал сигнал тревоги: "Парус!".

Энсон позаботился о том, чтобы все пять его военных кораблей держались близко друг к другу, что позволило бы им быстро создать боевую линию - корабли равномерно распределялись, как вытянутая цепь, чтобы консолидировать свои силы и облегчить помощь любому ослабленному звену. В таком виде обычно и происходило столкновение двух флотов, но постепенно ситуация менялась, и кульминацией стал 1805 г., когда вице-адмирал Горацио Нельсон при Трафальгаре бросил вызов жесткой линии боя, чтобы, по его словам, " удивить и сбить с толку противника", чтобы "он не понял, что я собираюсь делать". Даже во времена Энсона проницательные капитаны часто скрывали свои намерения, используя хитрость и обман. Капитан мог подкрасться в тумане и украсть у противника ветер, заблокировав его паруса. Или притвориться терпящим бедствие, прежде чем атаковать. Или притвориться другом, поманив его на иностранном языке, чтобы подойти в упор.