С первыми лучами солнца Энсон открыл огонь из орудий "Центуриона", и семь кораблей вышли на рассвет. Впереди шли "Триал" и "Жемчужина", их наблюдатели расположились на кроштейнах, чтобы, по словам одного из офицеров, "прочесывать в поисках островков льда" и "подавать своевременные сигналы об опасности". Анна" и "Уэгер", самые медленные и менее прочные корабли, пристроились сзади. К десяти часам утра эскадра подошла к проливу Ле-Мер, который представляет собой отверстие шириной около 15 миль между Огненной Землей и островом Эстадос, или Статен-Айленд, - воротами к мысу Горн. Войдя в пролив, корабли вплотную подошли к острову Статен. Это зрелище встревожило людей. " Хотя Огненная Земля имела чрезвычайно бесплодный и пустынный вид, - отметил преподобный Уолтер, - этот остров "намного превосходит его по дикости и ужасу своего вида". Он состоял из одних только скал, сшибленных молниями и землетрясениями, шатко сложенных друг на друга и возвышающихся на три тысячи футов в ледяном одиночестве. Мелвилл писал, что эти горы " вырисовывались, как граница какого-то другого мира. Сверкающие стены и хрустальные бастионы, как алмазные сторожевые башни на самой далекой небесной границе". В своем дневнике Миллешамп описал остров как самое ужасное, что он когда-либо видел - " подходящий питомник для отчаяния".
Изредка в воздухе парил белобрюхий альбатрос, демонстрируя огромный размах крыльев, самый большой среди птиц - до 11 футов. Во время предыдущей британской экспедиции один из офицеров заметил альбатроса у острова Стейтен и, опасаясь дурного предзнаменования, застрелил его, после чего корабль потерпел крушение на одном из островов. Этот случай вдохновил Сэмюэла Тейлора Кольриджа на написание стихотворения "Rime of the Ancient Mariner". В поэме убийство альбатроса навлекает на моряка проклятие, в результате чего его спутники умирают от жажды:
Вместо креста - альбатрос
На шее у меня висело.
Тем не менее, люди Энсона охотились на этих птиц. " Я помню, как одного поймали на крючок и леску... приманкой послужил кусок соленой свинины", - писал Миллешамп. Хотя альбатрос весил около тридцати фунтов, добавил он, "капитан, лейтенант, хирург и я съели его на ужин".
Чип и его спутники, похоже, избежали проклятия. Несмотря на несколько близких столкновений, им удалось избежать кораблей Писарро, а небо было теперь ярко-голубым, а море - потрясающе спокойным. "Утро этого дня по своей яркости и мягкости, - сообщал преподобный Уолтер, - было приятнее, чем любое другое, которое мы видели со времени нашего отплытия из Англии". Корабли легко и спокойно двигались в сторону Тихого океана. Это был " удивительно хороший переход", - записал в своем вахтенном журнале один взволнованный капитан. Убедившись в том, что предсмертное пророчество капитана Кидда оказалось неверным, мужчины начали хвастаться своими успехами и планировать, что они будут делать со своими будущими сокровищами. " Мы не могли не убедить себя в том, что самая большая трудность нашего плавания уже позади, и что наши самые смелые мечты вот-вот осуществятся", - отметил преподобный Уолтер.
И тут тучи почернели, закрыв солнце. Завыли ветры, из ниоткуда возникли злые волны, разбиваясь о корпуса кораблей. Носы кораблей, в том числе и льва центуриона, выкрашенного в красный цвет, погружались в глубокие впадины, а затем с мольбой вздымались к небу. Паруса вздрагивали, канаты хлестали, корпуса скрипели, словно могли разлететься на куски. Хотя другие суда постепенно продвигались вперед, "Уэйджер", доверху нагруженный грузом, попал в яростное течение, и его, словно магнитом, понесло на восток, к Статен-Айленду. Он был на грани того, чтобы разлететься на куски.
Пока остальные члены эскадры беспомощно смотрели на происходящее, Чип созвал всех способных людей на "Вэйджере" и выкрикивал команды. Чтобы уменьшить парус, топмастеры поднимали мачты. Как вспоминал один из топмастеров, испытавший на себе шторм: " Сила ветра буквально захватывала дух. Мы стояли на верфи, держась ногами за канат, и цеплялись за все, за что могли ухватиться. Приходилось поворачивать голову, чтобы сделать вдох, иначе ветер просто заталкивал воздух в горло. Дождь жалил лицо и босые ноги, словно твердые гранулы. Открыть глаза было практически невозможно".