Как только служба закончилась, она тут же поспешила ко мне и предложила провести меня взглянуть на панно заранее. Я отказался — сказал, что не хочу испортить основную интригу ее вечеринки (и не хочу быть ей обязанным).
А теперь я жалею, что не согласился на ее предложение. Было бы легче взглянуть на панно в одиночестве и покончить с этим. Почему оно меня так нервирует? Казалось бы, оно должно вызывать у меня особый интерес как минимум потому, что Пайетт наверняка много раз видела эту образину.
15 февраля
В предыдущей записи я написал «эту образину» вместо «этот образ». Странная ошибка. Надо попросить у старины Грейсона тоник для укрепления нервов.
Я пишу это в пять утра; спал я плохо. Запах в церкви позавчера мне не показался, вчера он тоже явно ощущался, хотя все окна были закрыты. Кроме того, ветра не было и никакое дуновение не могло донести вонь с болота. Но странно то, что когда я вышел на церковный двор, то запаха болот не почувствовал. Так почему же болотом пахло внутри церкви?
Наверняка воняет снизу. Надо поговорить с Фэрроу о канализации.
Позднее
Небо никак не хотело светлеть, но наконец пришел рассвет. Бесснежный мороз, воздух до странности неподвижен. Важный день для прихода, или, по крайней мере, так уверяют некоторые. Сегодня вечером я узрю наше «Возмездие».
Глава 18
— Не могу сказать, что одобряю эту шляпу, — сказал отец, когда они вечером шли домой.
— Правда, папа? Это же моя старая шляпа, только с новой лентой. А тебе уже лучше?
— Я же говорил, это всего лишь краткое недомогание. Наверняка я не первый, кому не пошли впрок сомнительные угощения мисс Бродстэрз.
Мод отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Ночь была холодная и ясная, звезды светили на удивление ярко. У нее было прекрасное настроение.
Демонстрация «Возмездия» ей очень понравилась. Комната в башне церкви Святого Гутлафа придавала вечернему приему мисс Бродстэрз уместный оттенок средневекового дискомфорта. Толстые каменные стены мрачно поблескивали в свете газовых фонарей, и атмосфера была как в подземелье, несмотря на тепло двух керосиновых нагревателей и на то, как тесно набились в комнату люди.
Само «Возмездие» было куда больше, чем ожидала Мод, — огромный дощатый полукруг занимал всю западную стену. Он был укрыт покрывалом, пока священник не призвал к тишине и леди Кливдон под всеобщие аплодисменты не потянула за шнурок.
Последовала изумленная тишина. Кто-то ахнул. Кто-то откашлялся.
Первым заговорил доктор Джейкобс, который знал картину лучше всех:
— Превосходная вещь, не правда ли? Простая, можно даже сказать, примитивная, но ее моральная сила несомненна.
— О да, — пробормотал доктор Грейсон, увлеченно разглядывая крупную фигуру обнаженной женщины, нежно-розовая плоть которой была изображена со всеми подробностями, вплоть до коричневатых сосков и щели между ногами.
— Великолепные краски, — твердо сказала леди Кливдон.
— Чудесно, — тут же заявила мисс Бродстэрз. — Но почему у сатаны еще одно лицо на его… кхм… нижней части?
Кто-то опять закашлялся, а священник сделал вид, что ничего не слышал.
— Это метафора, милая леди, — сказал доктор Джейкобс. — Она символизирует… э-э-э… низменные желания.
— О! — отозвалась мисс Бродстэрз.
Доктор Джейкобс повернулся к отцу Мод:
— А вы что думаете, Стерн? Интересная штука, не правда ли?
— Несомненно, — ответил отец.
Мод внимательно наблюдала за ним, когда леди Кливдон дернула за шнурок. В отличие от всех остальных собравшихся, он не обратил никакого внимания на голых грешников в аду. Он сразу посмотрел на сатану. Но его взгляд привлекло не странно зеленое лицо дьявола и не отвратительная вторая голова, торчавшая у него между ногами, а свиток, зажатый в чешуйчатом кулаке сатаны, и надпись на нем броским черным готическим шрифтом: «Этот грешник мой, потому что совершил грех».
В верхней части картины сидел на радуге Христос и вел Страшный суд. На заднем плане вновь воскресшие мертвецы выбирались из могил. Некоторые были укутаны с головы до ног, словно зачехленная мебель, другие — голые и розовые. Ангелы вели спасенных в непримечательный зеленый рай, а черти тащили проклятых в ад.