На переднем плане огромный крылатый архангел Михаил задумчиво смотрел в небо, взвешивая на весах испуганную малюсенькую душу. Ему противостоял ухмыляющийся сатана, тоже огромный. Он явно рассчитывал забрать душу себе. У князя тьмы, как положено, были рога, хвост и большие кожистые крылья, как у летучей мыши. Но его лицо с крючковатым носом и тощие конечности были болотно-зеленого цвета, а одет он был в потрепанные штаны до колен и безрукавку, будто только что явился с болот.
За ним во вратах ада виднелись толпы чертей, которые с ликованием пытали проклятых. Здесь художник превзошел самого себя и с садистской тщательностью подобрал для каждого греха подходящую пытку. Один черт вспорол брюхо пузатому обжоре и запихивал ему в глотку его собственные кишки. Другой проткнул копьем язык обнаженной злоречивой женщины и как раз перекидывал ее, кричащую от боли, через плечо.
— Живописно, не правда ли? — усмехнулся лорд Кливдон, подойдя к Мод.
— По-моему, это просто ужасно, — отозвалась она.
— Ха-ха, хорошо сказано! — исполнив свой долг перед ней, он двинулся к Айви и ее подносу с угощением.
— Вам это не по вкусу, мисс Стерн? — поинтересовался доктор Джейкобс с набитым ртом.
— Напротив, мне нравится. Такая удивительная прямота. В конце концов, — добавила она, встретившись взглядом с мисс Бродстэрз, — именно об этом идет речь в Библии, так ведь?
Вот что означает ваша вера, про себя сказала она, обращаясь к мисс Бродстэрз. Можете приукрашивать ее херувимами сколько хотите, но человек, написавший эту картину, был гораздо честнее. Он знал, что вся суть в угрозах, которые помогают держать людей в подчинении. Смутное обещание рая, если ты делаешь, что сказано, и гарантированные бесконечные пытки, если не слушаешься. Вы всё поняли, крестьяне? А теперь шагайте в поля и даже не думайте о том, как бы добиться лучшей жизни.
— Доктор Стерн, с вами все в порядке? — пронзительным голосом поинтересовалась леди Кливдон.
— Да он белый как мел! — воскликнул доктор Джейкобс.
— Айви, воды! — крикнул доктор Грейсон.
Бледный как смерть отец не отрывал взгляда от «Возмездия». Но теперь он уставился не на девиз сатаны, а на что-то в нижнем правом углу, чего Мод было не разглядеть.
— Мод, не стой же столбом! — резко сказала мисс Бродстэрз. — Помоги отцу!
— Со мной все в порядке, — пробормотал отец, и тут его вырвало прямо на каменный пол.
Когда отец приоткрыл для Мод калитку, изо рта у него все еще пахло. Наверное, он сгорает со стыда, подумала она удовлетворенно.
Прекрасный вечер, столько приятных воспоминаний! Как леди Кливдон стойко делала вид, что брызги не попали ей на платье. Как Айви на коленях все это вытирала…
Отец почти сразу ушел к себе, но когда Мод часом позже поднялась наверх, она увидела, что из-под его двери пробивается свет. Наверное, решила она, он сейчас записывает свои мысли в дневник. Во всяком случае, она на это надеялась, хотя придется подождать день или даже больше, прежде чем она узнает точно. Завтра ему никуда не надо было уходить, а Мод твердо постановила никогда не ходить в его гардеробную — теперь он хранил дневник там, — пока не будет уверена, что его нет в доме.
Но задержка ее не тревожила, а, пожалуй, даже нравилась. Она создавала приятное ощущение предвкушения, как когда Мод читала романы с продолжением в «Семейной беседе», журнале, который получала кухарка. И точно так же, как в романе с продолжением, она никогда не перелистывала до последней записи отца, а начинала читать с того места, на котором остановилась в прошлый раз.
«Этот грешник мой, потому что совершил грех».
Какой же грех отец мог совершить, чтобы отреагировать подобным образом?
Уж никак не то, что он сделал с маман. С его точки зрения, отдать ее на смерть ради младенца Розы было его христианским долгом, а никак не грехом. И то, что он регулярно делал с Айви, он тоже считал всего лишь удовлетворением законной потребности.
Внезапно Мод вспомнила, что Джубал Рид сказал ей при первой встрече: «Ну он уж в грехах разбирается». Это ведь Джубал про отца говорил. Что он имел в виду?
Подойдя к окну, Мод приподняла ставень. В свете молодой луны покрытое инеем болото блестело холодной красотой. Канал сверкал, как кожа угря. Длинные тонкие тени ив, лишившихся листвы, тянули к дому свои костлявые руки.
Какой бы грех отец ни совершил, обещала она болоту, я все выясню.
Мод почувствовала себя необыкновенно живой. Ей не терпелось начать охоту.