25 мая
Очень важно притвориться, что все в порядке. Мод и слуги меня не волнуют, я притворяюсь не ради них. Нельзя дать противнику понять, что я все знаю.
Нельзя выдать себя даже малейшим жестом. Нужно следить за тем, что я говорю, что делаю. Нельзя выдавать свой страх. Никогда и ни за что нельзя расслабляться.
Это значит, что изучать вопрос надо украдкой, чтобы противник ни о чем не догадался. Изучать книги от Хиббла, проверять те, что одолжил у доктора Г., — все это должно выглядеть так, как будто я продолжаю свои исторические исследования.
26 мая
Я очень остро ощущаю свое одиночество. Помочь мне некому. Пайетт выжила, потому что ее муж имел поддержку церкви и мог заказать экзорцизм. Гутлаф выжил, потому что он был святой и потому что ему на помощь пришел другой святой. Он «помолился апостолу Варфоломею, и нечистый дух исчез как дым прямо у него на глазах».
Святой Варфоломей — покровитель экзорцистов. Я молился ему, но все без толку. Может, причина в том, что до его дня поминовения еще три месяца.
Святой архангел Михаил — покровитель всех, кто идет на битву духа, но он моих молитв тоже не слышит. До его дня поминовения еще дольше — он в конце сентября. Теперь я знаю, что так долго я ждать не могу.
Позже
Наверное, Бог все еще меня не покинул, потому что я наконец знаю назначенный день.
27 мая
Этим утром я впервые сходил в церковь с тех пор, как заболел. Я был переполнен благочестием, и какое-то время мне казалось, что все тени исчезли. Но после службы какой-то импульс заставил меня попросить у священника ключ от комнаты в башне. Зачем мне понадобилось увидеть «Возмездие»? Понятия не имею. Я провел там всего минуту, но ее хватило. Черт в углу подмигнул мне.
Конечно, на самом деле он не мигал, это просто игра воображения. Но меня это потрясло.
Скорей бы пришел назначенный день. Постоянное притворство требует огромного напряжения. Но нельзя расслабляться ни на секунду.
Позже
Я только что понял, что упустил очень важный момент в природе демонов. Как я мог забыть, я ведь так хорошо это знаю? «Откровение», Мильтон: все очевидно.
Вот о чем мне нужно помнить: мой противник может оказаться чем угодно или кем угодно. Он может принять любую форму.
28 мая
Случилось худшее. Он снова принял человеческий облик. Я это видел! И он куда ближе, чем я думал.
Надо мужаться. Наконец я знаю, что надо делать.
Глава 41
— Дорогая моя мисс Стерн, — сказал священник с вежливой усмешкой, — вы же понимаете, что я никак не могу прочитать записи вашего отца. Это бы означало вторгнуться в его сокровенные мысли! Ни один джентльмен на такое не пойдет. Признаюсь, я поражен, глубоко поражен, что на это пошли вы, хотя вы должны были понимать — он не предполагал, что эти записи когда-либо увидит кто-то еще! Он же на первой странице написал «Личное».
Закрыв конторскую книгу, он уставился на нее поверх очков-половинок. От природы у него было красное лицо, так что он вечно выглядел сердитым. Сейчас он на самом деле был сердит.
— Я долго мучилась перед тем, как их прочитать, — соврала Мод, — но папа вел себя так странно…
— Твой отец метался в горячке! Разве это не повод проявить к нему сочувствие и терпимость, особенно со стороны собственной дочери?
— Да, но…
— И потом, почему ты пришла ко мне? Если ты искренне веришь, что с ним что-то не в порядке, почему ты не обратилась к доктору Грейсону? — Священник заметил, что она не спешит с ответом. — А, так ты к нему обращалась.
— Пыталась.
— А когда именно, могу я поинтересоваться?
— Незадолго до Рождества.
— Из чего я предполагаю, что наш добрый доктор, разумеется, тоже отказался тебе помочь.
Воцарилась тишина, нарушавшаяся только тем, что священник постукивал пальцами по конторской книге.
Дверь слегка приоткрылась. Мисс Бродстэрз заглянула и тихо спросила, не хотят ли они чаю.
— Спасибо, не надо, — отрывисто ответил священник.
Мисс Бродстэрз исчезла, беззвучно закрыв дверь. На каминной полке тикали часы. Мод сидела, сжав сложенные на коленях руки.
Священник тяжело вздохнул:
— Ты прибежала ко мне с какой-то бессмыслицей про «одержимость демонами». Ты говоришь, что кому-то — ты даже не знаешь кому — грозит ужасная опасность. И что твой отец, джентльмен, занимающий достойное положение в нашем приходе, которого я знаю и уважаю много десятилетий, представляет собой какую-то «угрозу». Дорогая моя мисс Стерн, и что мне с этим делать?