Так как социал-демократы располагали солидным большинством, то важнейший вопрос съезда — о дате выборов в Национальное собрание — был фактически решен уже до его открытия. Выборы были назначены на максимально ранний срок. Ни сторонники «чистой советской власти», ни те, кто выступали за отсрочку выборов, не имели шансов повлиять на это решение. Не помогло и то, что председатель Берлинского исполнительного совета Рихард Мюллер, который еще 19 ноября на собрании берлинских советов рабочих сделал многократно цитировавшееся заявление: «Путь к национальному собранию лежит только через мой труп», и получил с тех пор насмешливое прозвище «Мюллертруп», вновь выступил с предупреждением: «Стремление буржуазных кругов как можно скорее созвать Национальное собрание лишит рабочих всех плодов революции». Решительное выступление Эрнста Доймига из числа «революционных старост» за «чистую систему советов» и самоуправление трудящегося народа также не смогло повлиять на мнение делегатов.
19 декабря участники съезда 344 голосами против 98 приняли решение, которое Доймиг заранее назвал «смертным приговором» революции: они отклонили его предложение закрепить систему советов как основную опору конституции будущей социалистической республики и признать за рабочими и солдатскими советами полномочия высшей законодательной и исполнительной власти. Зато 400 голосами против 50 было принято предложение социал-демократа большинства Макса Коен-Ройса провести выборы в Национальное собрание 19 января 1919 г., что было значительно раньше 16 февраля — срок, на котором после долгих прений 29 ноября остановился Совет народных уполномоченных.
Нельзя назвать несправедливыми упреки левых радикалов в адрес консервативных сил в том, что те рассчитывали в результате скорых выборов Национального собрания положить конец революции и добиться по меньшей мере частичной отмены ее результатов. Однако «чистая советская система» в том виде, как ее предлагал Доймиг, основывалась на иллюзии. Он исходил из предположения, что в высокоразвитом индустриальном обществе, в котором существует разделение труда, возможна долгосрочная мобилизация масс с целью постоянного контроля над теми, кому выдан мандат народного доверия. Поскольку очень немногие представители рабочих располагали для этого свободным временем, можно было предположить, что «чистая система советов» вскоре должна была превратиться во власть привилегированного меньшинства над подавляющим большинством. Что еще хуже, отказ от «буржуазного» принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную делал систему правления советов практически неконтролируемой. И хотя некоторые сторонники «чистой советской власти» испытывали отвращение к партийной диктатуре, имея перед глазами пример России, где под прикрытием видимости власти советов установилась большевистская диктатура, одна только их вера в прямую демократию не могла уберечь Германию от прихода к власти абсолютно антидемократического режима.
Ссылки на устрашающий пример Советской России возымели именно тот эффект, которого Коен-Ройс, содокладчик Доймига, добивался своей страстной речью в поддержку Национального собрания. Подобный же результат вызвало обращение этого оратора от социал-демократии большинства к теме предполагаемых внутри- и внешнеполитических последствий введения власти советов в Германии. Однако решение в пользу парламентской системы и против советов очевидно было бы принято и без блестящего выступления Коен-Ройса. Поскольку немецкий народ уже полвека обладал на уровне рейха всеобщим равным избирательным правом для мужчин, огромное большинство рабочих не могло себе даже представить, что демократическая революция может отменить это демократическое завоевание. Революция должна принести больше демократии, а не меньше — в этом заключалась воля подавляющего большинства депутатов первого немецкого Съезда советов.
Результаты голосования Съезда по важнейшим вопросам были чрезвычайно благоприятны для социал-демократов большинства. Однако по прочим проблемам делегаты занимали позиции существенно «левее» политической линии, которую представляли народные уполномоченные от СДПГ. Так, большинство делегатов выступили за предложение, согласно которому правительство должно было незамедлительно начать процесс обобществления всех созревших для этого отраслей промышленности, особенно горной. Еще более неприятными были для Эберта «Гамбургские пункты», список предложений по военной политике, разработанный Гамбургским солдатским советом и единогласно одобренный съездом. Резолюция съезда предусматривала, что военное командование осуществляется Советом народных уполномоченных под контролем Центрального совета рабочих и солдатских советов, который еще предстояло избрать. В «знак разрушения милитаризма и уничтожения бездумного подчинения» в армии отменялись знаки различия, а также запрещалось носить оружие во внеслужебное время. Солдаты должны были сами выбирать своих командиров, ответственность за соблюдение дисциплины возлагалась на солдатские советы. Наконец, регулярная армия должна была быть распущена и в ускоренном темпе сформировано народное ополчение.