Наверху было солнечно и шумно.
Лух Медведь нахмурился, увидев Кукушонка живым.
Развели костер, зажарили дичь, мешок с пчелами повесили над дымом. Марбод посадил Ванвейлена по одну руку, а Белого Эльсила, своего боевого друга, по другую. Еще дальше сел Бредшо: только эти двое чужеземцев и оказались среди охотников. Когда наелись, Ванвейлен стал расспрашивать о родословной солнечного меча, и Белый Эльсил рассказал ему следующую историю.
Когда аломы жили там, где ровно и песок, у короля их родились два сына: Ятун и Амар. Мать Ятуна и Амара принесла в приданое мужу драгоценный меч и яшмовое ожерелье. На свадьбе было сказано, что потомки меча и ожерелья покорят страну Великого Света.
Однако муж бросил женщину и детей, а драгоценные подарки отнял. Выросши, Ятун и Амар потребовали от отца вернуть приданое. Тот оказался. "Что делать? Как ни решить - все зло, а откажешься выбирать - прослывешь трусом". Потому что, с одной стороны, надо отомстить похитителю родового имущества, а с другой - нельзя поднять руку на отца. В таких случаях гадают на постороннем, и посторонний нагадал: можно убить отца. Но прибавил: сделав это, вы завладеете страной Великого Света, но навлечете на нее проклятье и раздоры. Но так как ожерелье с мечом были очень красивые, то Ятун и Амар пошли и убили отца.
- А потом? - спросил Ванвейлен.
- Потом Амар забрал себе ожерелье, а Ятун - меч. Завоевали страну Великого Света, разделили ее и поссорились. Род Амара до сих пор правит на востоке, а дом Ятуна пресекся и меч сгинул.
- Не сгинул, - поправил Белый Эльсил, - а спит на дне озера и ждет истинного короля.
- Стало быть, - подытожил Ванвейлен, которому в свете недавнего предложения Марбода не терпелось узнать всю подноготную волшебного меча, Страна Великого Света распалась на кусочки по причине родового проклятия. А отчего утонул меч? Новое проклятие?
Что-то хрустнуло. Это Кукушонок сломал двурогую стрелу и кинул обломки в огонь. Листья катальпы укоризненно зашумели. Один из дружинников всполошился, стал вылавливать из огня железный наконечник.
Белый Эльсил поднял голову с колен Марбода и посмотрел на Ванвейлена. Он был зол на чужеземца за то, что Марбод пощадил его и его золото, за то, что из-за чужеземца Марбод не взял Эльсила с собой в подземный храм, и особенно - за последний вопрос.
- Меч утонул не от проклятия, - сказал Эльсил, а от женского коварства. Дочь последнего Ятуна понесла от дворцового пажа. Король велел его казнить на своих глазах, а дочь отдал рабу.
- Вольноотпущеннику, - поправили сзади.
Эльсил усмехнулся.
- Ну, вольноотпущеннику. Ведьмино отродье, приплыл в корзинке. Имя дали - просто Алом, как всем незаконнорожденным. Король, конечно, сделал потом зятя дворцовым управляющим.
"Гм, - подумал Ванвейлен, - интересно, король зятя сделал управляющим, или управляющего - зятем?"
- Женщина, однако, должна была отомстить за смерть возлюбленного и приказала мужу убить отца и братьев. Рабу самому на такое не решиться.
Тут один из дружинников поднял голову, и увидел, что прибежал лесной дух-щекотунчик с глазами как плошки и сел меж ветвей катальпы. Но дружинник был глупый, и подумал, что щекотунчик прибежал на запах бузы и жареной дичи.
А Лух Медведь вскричал:
- Что ты брешешь! Отец первого короля Алома - сам Шакуник! Всех великих королей вынимали из корзинок и птичьих клювов!
Белый Эльсил усмехнулся.
- Все равно престолом он завладел незаконно... Это-то вы не будете оспаривать?
- Почему? - спросил Бредшо. - Потому что захватил его убийством?
Белый Эльсил покачал головой.
- Нет. Когда Шадаур Алом получил королевство, все родственники его жены по мужской линии были мертвы, а имущество по закону при этом переходит к старшей дочери. Не считая, конечно, вдовьей части. Вдова затворилась, три года жгла свечи. Наконец покойник явился: совсем как при жизни, только голову держал под мышкой. "Боги, говорит, меня отпустили до утреннего прилива."
Теперешние Белые Кречеты - от ребенка, зачатого этой ночью. И с тех пор, как он зачат, род Аломов, стало быть, царствует незаконно.
Лух Медведь вскочил с места:
- Это позор, что тут рассказывают о короле! Знаем мы, от кого беременеют через три года после смерти мужа!
Надо сказать, что Лух Медведь не так давно захватил караван с шерстяной тканью из Кадума, и очень многие его за это попрекали, потому что он почти ничего не раздал дружинникам.
Марбод Кукушонок тоже встал, распустил шнурки у плаща, плащ кинул на землю, и ссадил на него с плеча белого кречета.
- Такие слова, - сказал Кукушонок, - не кадумская шерсть. За такие слова полагается платить.
Тут собачьи головы на ножнах мечей насторожились, а люди увидели, что сегодня случится две песни: про стеклянный дворец и про поединок. А щекотунчик в ветвях катальпы посинел и стал делать так: глаза у него остались неподвижными, а все остальное завертелось в шкурке, как жернов.
Марбод Кукушонок и Лух Медведь вынули мечи и велели людям рисовать круг, и тут сбоку вынырнул отец Адрамет, монах-шакуник:
- Сударь... Никто не сомневается в величии вашего рода. Но что будут говорить о сегодняшнем дне? Королю скажут: Марбод Кукушонок дрался, чтоб доказать, что монахи-ятуны способны творить чудеса.
Смысла замечания Ванвейлен не понял. А Кукушонок закусил губу, вбросил меч в ножны и молча сел. Его красивое лицо совершенно побледнело.
Возвращались, торопясь поспеть к вечерней трапезе. С крутой тропки из-под копыт лошадей ссыпались камешки, и далеко справа в море плавало уходящее закатное солнце. Ванвейлен размышлял: "Пусть два брата покорили двести с лишним лет назад империю. Значит, и условия в одной ее части не могут сильно отличаться от условий в другой. С этой стороны огненной горы монахи продают зуб Шакуника, он же - швырковый топор на языке людей. С той стороны горы продают, видимо, чешую Шакуника, она же - черепаховый гребень... Страна Великого Света - всегда по другую сторону огненной горы, но по ближайшем рассмотрении удивительно схожа. Ибо иначе что останется от исторической необходимости, которая все же существует? А что поймет местный крестьянин или Кукушонок в их корабле? Даже обшивки не одолеют. Крестьянин скажет: обвалился зубец Небесного Града, а Марбод решит: вот он, пропавший меч Ятуна увеличенных размеров..."