Упрямый лязг клинков, гулкий стук щитов, треск расколотого дерева, скрип рассеченной кожи. Противное «чмок», когда тяжкий клин топора входил в плоть, пробивая броню или шлем. Надрывный и краткий хрип – разрубленная грудь, сиплый и недолгий кашель – вбитое в бок жало стрелы, глухой слабеющий стон – вспоротый ударом снизу живот. Ветер уносил прочь голоса, оставляя нетронутой суровую музыку сражения.
Дракон слушал эту музыку, близкую и знакомую, далекую и чуждую, скатываясь в смертный сон под грубое подобие колыбельной.
Его младшие собратья уже сдались огню, и дракон не мог, если бы даже хотел, избрать иной удел.
Дракон видел сквозь пламя и дым, как одни люди падали, а другие наносили удары, и длилось это пока не пал последний из тех, кого называли «хозяевами драконов». Янтарный глаз тускло моргнул, когда суровый великан, уже пронзенный мечом, рванулся вперед и вколотил в грудь убийцы, сквозь кольчугу и плотную войлочную рубаху, обломок собственного клинка, а потом оба рухнули в грязь и больше не встали.
Прощай, Харальд Хардрада, подумал дракон, а потом пламя взялось за него и думать стало некому.
…Король Гарольд поднял древний стяг Белого Коня и сказал:
– Век драконов кончился!
И вся страна, услышав эти слова, праздновала.
Тела убитых врагов схоронили с почестями на берегу моря в большом кургане, туда же положили останки сожженных драконов. Павших соратников Гарольд предал земле в своей крепости, ибо добрые дружинники оберегали короля, его дом и друзей даже мертвыми.
– Никогда больше не придут драконы с севера! – промолвил король Гарольд.
Люди верили ему.
Король и сам верил себе. Хозяева драконов долго властвовали над морями и сушей, наводя страх не то что на селения и одинокие замки, но и на крепкие города. Однако ныне их веку был положен конец – и хотя это стоило королю половины армии, он не жалел о цене.
Харальд Суровый, Харальд Хардрада, величайший и последний хозяин драконов, пал на его земле. Пока на берегу седого моря высится курган, наследникам Харальда не одолеть наследников Гарольда; пока пепел поверженных драконов смешан с землей его царства, драконам здесь не бывать иначе как таким же пеплом!
Драконы – прошлое, будущее – за Белым Конем.
Так думал Гарольд.
Так верила страна.
Родичи убитых оплакали их, вытерли слезы и снова занялись повседневными заботами, считая, что уж теперь-то драконов опасаться нечего.
Мудрые люди были правы.
Король Гарольд не ошибся.
Драконы с севера не пришли, а Белый Конь нес на себе будущее.
…Три недели спустя на западные границы нагрянула рать, верхом на белых конях и под знаком Красного Дракона. Старое знамя скатилось под копыта боевых коней вместе с телом короля Гарольда. Победитель, далекий потомок тех, кого называли хозяевами драконов, расправился с его наследниками и короновался сам.
Драконов не было. О них, как и об их хозяевах, еще долго вспоминали как о страшном и прекрасном сне – радуясь, что это был сон и ничего более. Что единственным драконом, который что-то значил, остался знак нового короля.
Вильгельма-Бастарда, Завоевателя.
О былых днях сложили много красивых легенд и преданий, закованные в сталь всадники Вильгельма и его собратьев-королей то и дело отправлялись на поиски драконов и прекрасных дев, и обычно достигали своей цели… о чем после очень сожалели, ибо на поверку дева-то и оказывалась настоящим драконом…
С прежними хозяевами драконов все, конечно же, было не так. Рыцари восхищались ими, отправляясь в походы – а после возвращения, глядя на своих драконов, просто преклонялись перед могущественными предками.
И вздыхали, сожалея, что век драконов кончился и более не вернется… сожалея и втайне гордясь, ибо только в век без драконов рыцари могли найти достойного соперника, победа над которым возвышала.
Дракон умирал.
Каменные копья вспороли брюхо и перебили хребет, осколки костей торчали из раны. Разорванное крыло трепетало на ветру. В правой глазнице мутнело хрустальное око, левая была пуста. Широко разинутая пасть обнажала обломки клыков – острые, блестящие, никчемные. Хвост неуклюже торчал вверх и вбок, пластины серо-серебряной чешуи отваливались, когда ветер шевелил тяжкое тело.
Свинцовая громада моря бесновалась внизу, гребни волн то и дело срывались и взлетали вверх, чтобы обрушиться на острые скалы. Ветер играл клочками пены, солеными и хрупкими, как недавно играл с раненым и беспомощным драконом. Здесь все было в его власти.
Люди, которые были хозяевами дракона, а ныне стали его наследниками, смотрели вверх, в черную бездну, которую никогда более не увидят как равные, отныне им суждено было видеть черноту со стороны дна и не иначе.