Райнхардт почесал голову и решил в самом деле спуститься к себе в каюту. Но для успокоения совести он сперва отправился еще раз взглянуть, что делается в машинном отделении.
Потом поужинал, несмотря на отсутствие аппетита. Через силу заставил себя проглотить хлеб с твердокопченой колбасой и сардинами, но мысли его при этом были где-то далеко. Мучили нехорошие предчувствия. Пассажиры, груз, шифрограмма с тройной секретностью…
Господи, что они задумали? Рейд в Америку? С грузом шпионов или диверсантов?
Вряд ли речь идет о старой навязчивой идее похода к американскому побережью для потопления судов противника в его собственных гаванях. Иначе бы нам не приказали отпустить торпедистов. Значит, все-таки шпионская операция.
Почему бы нет?
И это лучше, чем самоубийственные атаки на конвои. 'Обнаружить и потопить! Только вперед! Как Блюхер под Кацбахом!'. Нет, вздор! В любом случае, наша карта бита. Чиф был прав. Конец игры. Каждый, у кого есть хоть капля разума в голове, ясно понимает это. Когда мы начинаем проигрывать, следует встать из-за стола. А это означает потерю Африки, Италии, Нормандии, России, Греции, Польши… Не успеешь оглянуться, как будем сражаться за станции подземки в Берлине. Это очевидно каждому, только не этим идиотам. А наша охота за конвоями? Атакуя конвои, Райнхардт в последнее время чувствовал себя моськой, тявкающей на поезд, а не грозным 'волком Антлантики'.
С такими мыслями он дошел до своей каютки и свалился в койку.
* * *
Райнхардт не имел представления, что именно его разбудило. Звук воздуха продуваемых баластных цистерн? Топот ног? Или шум волн, разбивающихся о металлическую обшивку рубки?
Стрелою сорвался с койки.
‒ Докладывайте! Что случилось?
‒ Немного прояснилось, буквально только что. Есть возможность определить координаты по звездам, господин первый офицер. Второй вахтенный офицер отправился с секстантом на мостик. Сейчас узнаем наше местоположение.
Райхардт помассировал онемевшие щеки и веки ‒ с такой силой, словно желая вдавить их внутрь глазниц.
Пока не ложился, было как-то легче. После трехчасового сна ощущал себя совсем расклеившимся.
Райнхардт надел толстые вязаные носки, затем ‒ сапоги, нащупал висящую на переборке тяжелую кожаную куртку с меховым подкладом, натянул на голову шерстяную шапку и поковылял в центральный пост.
‒ Вы один на мостик?
‒ Да!
Только успел ступить на нижнюю ступеньку трапа, началось неожиданное.
Сперва ‒ возглас оператора радиолокатора:
‒ Самолет! Близко! Курс двести! Восемь миль!
И тут же крик: 'Боевая тревога!'. Второй вахтенный офицер съехал по поручням трапа прямо на голову Райнхардта, а вслед за ним за ним ‒ маат из центрального поста. Звук сирены слился с криком Райнхардта, все еще стоящего на четвереньках на палубе центрального поста:
‒ Срочное погружение!
Маат уже висел на рукоятке люка, запирая его в тот момент, когда поток воды водопадом хлынул внутрь лодки.
‒ Полный вперед! Рулевой ‒ резко вправо! Руль двести! Все на нос! ‒ ревел Райнхардт.
Судно начало погружение с отчетливым носовым креном. Сам собой отворился какой-то шкафчик, что-то вывалилось оттуда и с грохотом покатилось по палубе. В помещении офицерской столовой с лязгом рассыпалась какая-то посуда. Субмарина XXI серии обладала способностью срочно погружаться в течение восьми секунд.
Было слышно как шипит воздух, выдавливаемый из балластных цистерн, как скрипит и стонет корпус и надсадно ревут электродвигатели. Корабль резко завалился на борт, выполняя самый крутой из возможных поворотов. Прямо под приближающийся самолет. Так безопаснее. Максимально сократить дистанцию.
Пусть он сбрасывает скорость, пусть совершает разворот, пусть его вынесет из района атаки.
‒ Вышли две! ‒ сообщил акустик торжественным мрачным тоном. Все инстинктивно присели, втягивая головы в плечи. Райнхардт лишь крепче вцепился в перила.
Наступила тишина.
Зажмурив веки, каждый отчетливо представлял себе эти две торпеды. Словно бы у всех прорезался вдруг третий глаз. Два блестящих длинных округлых цилиндра, входящие все глубже и глубже в чернильно-черную воду, оставляющие за собой хвосты из фосфорицирующих пузырьков воздуха. А потом превращающиеся в маленькие призрачные подобия солнц, разрывающие бездну колоссальными пузырями обратившейся в газ воды.