В 1856 году Тургенев направил прошение недавно взошедшему на престол царю Александру II, а в 1857‐м был помилован. Ему возвратили дворянство, чин и награды, хотя пенсии он не получил. Тургенев трижды посещал отечество (в 1857‐м, 1859‐м и 1864 году), но никогда не намеревался поселиться там, несмотря на все свои заверения в неугасимой любви к России. Во время первой поездки он посетил полученное по наследству имение в Тульской губернии и освободил четыреста крепостных, воплотив в жизнь принципы, описанные в его теоретических работах по крепостному праву. Ранее, в 1818 году, он уже предпринимал попытку облегчить положение своих крестьян, когда посетил родовое имение Тургенево. Тогда он составил инструкцию по управлению поместьем и, чтобы пресечь злоупотребления управляющего, разрешил определенную свободу самоуправления крепостных через избрание старост, пытаясь исподволь внушить крестьянам стремление к личной пользе. Однако он полностью изменил свое решение, как только понял, что такая реформа создает массу проблем. Несмотря на то что теоретически он осознавал моральные и экономические преимущества оброка по сравнению с барщиной, Тургенев долго не решался перевести своих собственных крепостных на оброк, однако в конце концов все же приказал это сделать104.
На этот раз, в 1857 году, он действовал смелее: отдал треть земли крепостным в неотторжимую собственность, а оставшуюся землю сдал им в аренду по относительно высокой цене, в сумме эквивалентной оброку, который он собирал бы с имения, если бы крестьяне остались крепостными. А. Н. Шебунин отмечал, что, хотя формально крепостные были освобождены, количество земли, которую они получили в собственность, было недостаточным для существования, и это вынудило крестьян согласиться на обременительные условия аренды соседних земель, остававшихся в собственности Тургенева105. Подробно описав свои действия, Тургенев признавал, что в отсутствие общей правовой базы, при сохранении подушной подати и рекрутской повинности, крестьянская община была заинтересована в том, чтобы все крестьяне оставались на месте и выполняли свои обязанности106. В результате его реформа не дала ничего, чтобы обеспечить свободу передвижения, и Тургенев писал: «…нужно ли говорить, насколько я сожалею о том, что договор, который я заключил с моими крестьянами, в конечном счете не принес им большей пользы». Однако он все же продолжал утверждать, что его метод освобождения был сопряжен «с наименьшими трудностями»107. Правовое положение крепостных улучшилось, но эти действия фактически не изменили экономического положения ни крестьян, ни, если на то пошло, самого Тургенева.
Какова была политическая философия Тургенева? Он был романтическим националистом. С презрением относясь к соотечественникам-горожанам, он идеализировал русских крепостных и винил во всех недостатках России элиту, которую называл иностранцами в собственной стране. В своей интерпретации русской истории Тургенев указывал, что во время татарского ига крепостного права не существовало, оно было навязано народу в последующие века правящей верхушкой – той элитой, которую он считал по сути иноземной. Он подчеркивал глубокую иронию истории: если в Западной Европе рабство насаждали варвары-захватчики, чтобы подчинить себе коренное население, то в России побежденные «татары остались свободными, и многие из них вступили в сословие дворян; а большая часть победителей, т. е. большая часть коренного народа русского была порабощена»108. По его словам, «российское дворянство уподобилось племени завоевателей, которое силой навязало себя нации, большей части которой чужды их привычки, устремления, интересы»109. И все же, несмотря на многовековое унизительное крепостное право, русские крестьяне остаются людьми на удивление великодушными, верными и преданными110. Фактически, утверждает Тургенев, «рабство нисколько не унизило их. Напротив, когда сравниваешь это сословие с другими, кажется, что тяжесть их положения только возвысила и облагородила их»111. Тургенев совмещал в своих рассуждениях социальные, этнические и геополитические вопросы и, несмотря на напряженные отношения со своими собственными крепостными, радикализировал разрыв между элитой и народом, возлагая вину за все российские беды на чуждую народу элиту, к которой принадлежал и сам: именно она ответственна за «варварскую, эгоистичную, бессмысленную, наглую политику [узурпатора] (слово пропущено в переводе. — А. Ш.)» и «нанесла целой нации рану, которая терзает и позорит ее»112. Таким образом, народ у Тургенева остается морально незапятнанным проблемами российской истории: он всего лишь жертва иностранных узурпаторов.
106
112
Там же. С. 247. В этом смысле выводы Тургенева существенно отличаются от выводов Чаадаева, который в первом «Философическом письме» указывал, что Россия существовала вне исторического времени и не имела каких-либо традиций, став лишь поверхностно прозападной в результате петровских реформ. Чаадаев не идеализировал русских крепостных и не придавал элите особого значения. См.: