— Вот, — сказал, — видишь? Это и есть железная труба, из которой несется крик дракона. Сегодня ты у нас дракон, кричи!
И воин закричал что было силы. Страшный крик разнесся над страной, и каждый в городе и селениях слышал его:
— Дракон мертв!
И горное эхо подтвердило громовыми раскатами:
— О-он… о-он… о-ортф… о-ортф…
С нечеловеческой силой рванул Влах — и выдернул из земли столб. Вместе со столбом рухнул он на железную трубу и смял ее. Но разорвалось от усилия его храброе сердце, и бездыханный лежал великий воин, свершив свой последний подвиг…
От крестьянина к крестьянину, от селения к селению передавалась весть: “Дракон издох, чего мы ждем?” На третий день по следам дружины Влаха пришел еще один отряд, который вел друг воина. Вместе с тысячной толпой они ворвались в храм, и не спасли правителя ни копья стражников, ни каменные стены, ни древние демоны: толпа разорвала его в клочья. Он был еще более ненавистен людям, чем оказался бы настоящий дракон.
Так обрели свободу жители горной страны, так завершился долгий и кровавый век дракона…
Ребятишки убежали, прихватив с собой деревянные фигурки драконов. Теперь не скоро появятся, подумал Н’Даннг, хватит им надолго игр и разговоров. Он вдруг почувствовал себя тем, кем его считали в деревне — нищим стариком, уставшим от жизни и одиноким. Драконы стали прошлым, а вместе с ними ушли безвозвратно воины-драконоборцы. Он и сам принадлежит прошлому, как принадлежит зиме последний островок снега, в глубокой тени оврага доживший до весны. Намного ли этот мир лучше того, в котором он появился на свет?..
Н’Даннг поднялся, зашел в пещеру, напился прохладной воды из кувшина.
— Выходи, Лопоухий, — позвал его негромко. — Не бойся, они ушли.
Существо величиной с большую собаку опасливо вылезло из-под лежанки. Старик похлопал его по тяжелой шишковатой голове, спросил сам себя:
— Поймут ли они, как понял когда-то я, что дело совсем не в драконах?
Лопоухий вдруг разволновался, виновато лизнул пыльным языком колено Н’Даннга и убрался обратно под лежанку, кося глазом в сторону входа.
— Есть тут кто? — позвал молодой сильный голос.
Они стояли на пороге, четверо юношей в простых накидках воинов, с мечами на перевязях. И показалось Н’Даннгу: с ними вошли в его жилище вольный ветер гор, жаркое солнце равнин и прохлада великих рек. Ему был знаком этот блеск в глазах, упрямо сжатые губы — словно время нарушило ход. и он снова видел себя и своих друзей, в самом начале долгого пути…
— Здравствуй, Н’Даннг, прославленный воин! — нечаянно охрипшим голосом сказал тот, в ком старик сразу признал вожака. — Мы пришли просить тебя — будь нашим учителем. Мы хотим овладеть искусством битвы, и нет никого, кто знал бы его лучше тебя.
— Я думал, что у меня больше нет имени, что я всего лишь старик, рассказывающий сказки, — пробормотал Н’Даннг. — Но для чего вы хотите применить мое знание, с кем собрались сразиться?
— Зло поднимает голову, — сурово произнес самый младший из четверых. — Нужно ее отсечь!
— У зла много голов, — заметил старый воин. — Мы тоже когда-то считали, что отрубаем последнюю.
— Ничего, мы с ним разделаемся, — рассмеялся первый юноша. — Так ты берешь нас в ученики?
— Да, — ответил Н’Даннг.
Быть может, вы сделаете то, в чем сейчас так уверены, — подумал он, — но, даже если нет, я знаю теперь: за вами придут другие. Медленная улыбка, словно отблеск далекого костра, осветила лицо старика.
Леонид Кудрявцев
ФИОЛЕТОВЫЙ МИР
“Индикатор миров похож на старинные наручные часы. В верхней части прибора имеется панель, цвет которой показывает отличие исследуемого мира от Земного в процентном содержании. Красный цвет означает 5 %. Оранжевый — 20 %. Желтый — 40 %. Зеленый — 60 %. Голубой — 80 %. Синий — 100 %. Фиолетовый цвет означает совершенно невероятные миры, существование которых до сих пор считалось невозможным. Есть предположение, что их появление каким то образом связано с возникновением самой дороги миров?
“…использование индикатора миров породило такие термины, как оранжевый мир. желтый мир, зеленый мир и т. д.”
Дорога миров мягко пружинила под ногами. Справа и слева проплывали закрытые глухими шторами золотистого тумана окошки миров. Проходя мимо них, Корсаук поглядывал на индикатор.
Так, оранжевый. А этот — голубой, а следующий — красный.
Когда Корсаук проходил мимо окна красного мира, из него высунулась чешуйчатая лапа и попыталась схватить дорожника за ногу.
Как бы не так!
Отпрыгнув, Корсаук усмехнулся и пошел дальше, поглядывая на индикатор.
Красный, зеленый, желтый…
Нет, ему нужен был фиолетовый. В котором полчаса назад исчезло три человека из группы изучения абсурдных миров.
Собственно говоря, хлопот с этими абсурдниками хватало почти с самого момента открытия дороги. Уже тогда они отчаянно вопили, что фиолетовые миры как раз и должны быть абсурдными, что им надоело получать информацию из вторых рук и пусть-ка их пропустят в один из этих миров. Понятное дело, об этом не могло быть и речи. Для полного спокойствия с каждого абсурдника стребовали подписку о том, что он не будет пытаться проникнуть в фиолетовые, а также синие миры. Подписку-то абсурдники дали, но месяц спустя все же нашелся безумец, который, наплевав на все обязательства, сунулся в синий мир. Обратно он не вернулся. А также два дорожника класса “Бонд”. Мир, в котором они исчезли, объявили закрытым, вход в него был запрещен кому бы то ни было, абсурдников вообще убрали с дороги миров. Дескать, пусть сидят себе в лабораториях, исследуют материалы, фотографии: строят безумные теории. На дороге и без них неприятностей хватает. Почти год все было нормально, а потом началась старая песня, про то, что лучше один раз пощупать, чем исследовать сто отчетов и десять тысяч фотографий, но никто на нее не обращал внимания. И вот…
Короче говоря, три молодых абсурдника, каким-то образом обманув охрану дороги, проникли на нее и сообщив об этом диспетчеру по исследованию дороги, вошли в фиолетовый мир.
Вот и все. Можно добавить, что в тот момент, когда они входили в фиолетовый мир, свободным был лишь один дорожник класса “Бонд” — Корсаук. Диспетчеру ничего не оставалось, как послать его на помощь к абсурдникам и объявить тревогу…
Вот он!
Корсаук остановился у окна фиолетового мира и прислушался. Тишина. Ну еще бы! А через золотистый туман ничего не видно.
Он вытащил переговорник из кармана и поднес его к губам.
— Да, я слушаю, — раздался недовольный голос главного диспетчера.
— Значит так, я у цели. Похоже, это тот самый мир, в который они вошли. Фиолетовый. Что нового?
— От абсурдников никаких новостей, ни звука. Помощь тебе уже идет. Трое ребят из команды Глоха. Они будут на месте только через полчаса, не раньше. Сам понимаешь, каждая минута на счету. Там ребята, может быть, погибают. Так что, иди прямо сейчас, а парни Глоха придут тебе на помощь через полчаса. Я думаю, столько ты продержишься?
— Ну-ну, — раздраженно проворчал Корсаук и выключил переговорник.
Он взял наизготовку бластер и шагнул в окно фиолетового мира…
Он был на самом деле белым. Ослепительно белым, каким бывает только вековечный, никогда не тающий снег.
Корсаук потер глаза.
Вот именно, ничего кроме белизны. Она была у него впереди и сзади, под ногами и над головой. Белизна. Из-за нее понять границы этого мира было совершенно невозможно.
Он вспомнил другой фиолетовый мир, в который ходил месяца два назад. Мир, в котором перепутаны все краски, измерения и даже время. А этот, стало быть, белый. Ишь-ты!
Корсаук сделал шаг вперед, пытаясь сообразить: где же в этой белизне могли спрятаться три абсурдника. Где? И вообще, может, их кто-то съел? Кто? Кто может жить в такой белизне и на что здесь охотиться?
Сделав еще шаг, Корсаук услышал странные звуки.