Он шел и шел вперед, все время приглядываясь и прислушиваясь, стараясь предугадать момент, когда из-за поворота на него кинется саблезубый тигр или же сверху спикирует птеродактиль, раскрыв узкую, усаженную острыми зубами пасть и яростно сверкая маленькими красными глазками.
Но все было спокойно в этом утреннем еще полусонном мире. где каждый звук казался кощунством, где утренняя роса еще блестела на траве скверов и на стволе “Тигра”, стоявшего прямо посредине улицы. Люк танка был открыт, и из него, как скворец из гнезда, вдруг высунулся индеец и, потрясая томагавком, закричал:
— Бледнолицый! Мой, Белый Бизон, сейчас будет твоя, поганый пес, немного скальп снимать, если не одаришь меня виски, порохом и добротными одеялами, без которых мой, Белый Бизон, будет неудобно спать в этой железной пещера.
Он величественно повел рукой и стал извлекать из люка палицу, лук, стрелы с костяными и каменными наконечниками, а также короткое копье.
Тратить патроны Харламу не хотелось, и он выстрелил всего лишь один раз. Пуля звонко щелкнула о броню танка.
— Вот ведь черт, — сказал индеец, усаживаясь на край люка и доставая из кармана пачку “Кэмел”. — А я — то надеялся, что у тебя кончились патроны. Хуг, всю жизнь не везет.
Он сплюнул и стал, неторопливо покуривая, рассматривать Харлама и его снаряжение.
— Слушай, парень, похоже ты из двадцатого века?
— Ага, — сказал Харлам. — Я вообще-то снаружи, а там сейчас 98-й год.
— Да уж, — покрутил головой индеец. — А я, когда эта штука случилась, жил в 89-м и учился в Оксфорде. А теперь приходится вот чем заниматься. Лучше всего, конечно, этот маскарад действует на тех, кто жил в начале двадцатого века. Тогда как раз зачитывались всеми этими Куперами, Сальгари, Хаггартами.
— Так что, может тебе махнуть через границу — наружу? — предложил Харлам. — Собственно, за девять лет мир не изменился.
— А, только стал еще пакостнее, — махнул рукой индеец. — Что там хорошего? Инфляция, гангстеры, наркотики, смог. А здесь я сам себе хозяин! Какой материал! Я тут неподалеку обнаружил кусок прерии, на котором живут человек сорок Чайенов и штук двести бизонов. Представляешь, настоящих бизонов! Нет, такое бросать нельзя.
Он стал собирать в кучу оружие и прятать его в башню.
— Понимаешь, я мог бы жить с ними, но они пока возражают. Все допытываются, какой мой тотем. А я откуда знаю? Эх!
Белый Бизон махнул рукой и, потушив сигарету, полез обратно в люк. Когда снаружи осталась только голова, он сказал “Пока!” и захлопнул тяжелую крышку.
— Ну и ну! — сказал сам себе Харлам. — Веселый мир. Воспитанник Оксфорда грабит на дороге честных людей, под видом дикого индейца. Анекдот!
Он улыбнулся и пошел дальше.
Минут через пятнадцать ему встретились усатые мужики в поддевках, тащившие зацепившийся за карниз какого-то дома первый солнечный луч. Он был толстый, золотистый, весь словно сплетенный из огненной шерсти, и мужики то и дело поплевывали на обожженные пальцы, но луч не бросали, а с криком, матом и веселым кряхтеньем, тащили это сокровище все дальше и дальше. За ними ковылял вавилонский купец и, выдирая клочки из крашенной охрой ашурбанипальской бороды, кричал:
— Да покарает вас богиня Иштар! Сыны греха! Да забодает вас великий бык Мордух! Верните немедленно то, что вам не принадлежит!
“А может быть, все эти русалки и прочие, вовсе не из прошлого? — подумал Харлам, провожая взглядом процессию. — Может, они побочный эффект хроноклазма? Впрочем, пусть в этом ученые разбираются. Наше дело — добраться куда надо и сделать что приказано, а остальное — до лампочки”.
Он сверился с компасом.
Так, пока он идет правильно.
А день уже начинался. Предприимчивые бабки торговали пирогами, пампушками, варениками, ватрушками, беляшами и прочею снедью.
Мимо ехал отряд крестоносцев, и его предводитель, за спиной у которого торчала рукоятка большого двуручного меча, остановив коня, предложил Харламу отправиться вместе с ним защищать гроб Господень от проклятых кузнецынов. Отказываться было нельзя. В этом случае оскорбленный рыцарь приказал бы своим товарищам рубить отступника в капусту. Этот вариант Харламу совсем не улыбался, и он соврал крестоносцу, что дал обет посетить храм избавления святых дев, куда сейчас и направляется. Рыцарь согласился, что обет дело святое, и они расстались.
Минуты через две Харлам обернулся и увидел, что крестоносцы встретились с дружинниками князя Олега и сделали им все то же предложение. Дружинники с ним согласились, но попросили сначала помочь им отомстить неразумным хазарам. Разгорелся спор.
Харлам пожал плечами и подумал, что если бы в этой проклятой стране не было языка, на котором каким-то непостижимым образом говорили все, то крестоносцы не смогли бы приставать со своим предложением ко всем и каждому. Хотя, кто знает, может, тогда они просто бы рубили всех и каждого встречного в’ щепу? Для этого знания языка не нужно.
За спиной Харлама послышались гневные крики, а потом яростная ругань, свист мечей, ржанье коней.
— Ага, — сказал Рваное Ухо. — Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела.
Он шел к Катрин и чуть заметно улыбался. Двое других заходили справа и слева.
Она посмотрела вправо, и заходивший оттуда парень оскалил в улыбке свои желтые клыки. Физиономия у него была паскудная — дальше некуда. Нож он держал в руке умело, и тут ей было явно не прорваться. Она посмотрела налево. Там был тип огромного роста. На правом кулаке у него тускло поблескивал кастет с шипами.
Они медленно сходились, и центром их все сужающегося круга была она, Катрин.
Что ж!
Она приготовилась. Выбраться живой не было никаких шансов, но все же стоило попробовать.
— Может, один на один? — предложила она Рваному Уху.
Тот облизал губы и чуть заметно покачал головой.
Так, остается попробовать прорваться слева.
Она почему-то была уверена, что бандит слева более неповоротлив, чем остальные.
Ну, еще шаг и можно начинать.
Катрин чуть отставила левую ногу, приготовившись прыгнуть в сторону детины с кастетом, но тут возле ее уха свистнула стрела и срезала полоску кожи с плеча Рваного Уха. Тот взвыл и едва успел уклониться от второй стрелы, вонзившейся в небольшое деревце возле Катрин.
А в скверик уже вливалась колонна татаро-монголов и передние всадники, в меховых шапках и тяжелых ватных халатах, бешено визжа, крутили над головами тяжелые, изогнутые полумесяцем сабли.
Волки исчезли из сквера. Катрин тоже прыгнула в сторону, как вихрь ворвалась в ближайший подъезд и кинулась на крышу.
Кровельное железо загудело под ее ногами. Она перепрыгнула на другую крышу, миновав ее, выбрала место поуже и перескочила на третью. На четвертой она обернулась и увидела три фигуры, бегущие по ее следу.
Ветер насвистывал ему в уши лихую бой-скаутскую песню. И пути оставалось не больше чем на три дня. А там он включит вделанную в компас рацию, свяжется с кем надо, вызовет “рокамболи” и…
Вот ведь задание какое легкое попалось. Две недели, и без особых происшествий. Ну, раза два ввязался в драки, да еще, когда переходил змеиное болото, использовал пару гранат. В какой-нибудь Лемурии все было бы гораздо труднее. Он вспомнил Лемурию, кисловатый вкус ее песка и безжалостное солнце.
Эх… а тут!.. И если расчеты его вбрны, то пути осталось совсем немного, а там, снаружи, все, что душе угодно. Целый месяц! Потом.
Он свернул на одну из улочек Толедо и прошелся по ней под бренчанье гитар, звон шпаг и томные вздохи черноглазых красавиц.
В конце улицы к нему привязался какой-то пьяный кабальеро, предложивший сыграть для развлечения в кости. Золотых по сто за кон. Харлам, конечно же отказался. Кабальеро назвал его трусом и схватился за шпагу. Правда, вытащить ее из ножен не успел. Приклад автомата Харлама опустился на его голову, после чего кабальеро на некоторое время успокоился, а Харлам беспрепятственно перешел на одну из улочек типичного американского городка эпохи освоения дикого запада.
Улица была пустынная, только в самом конце стояли, положив руки на рукояти пистолетов, двое бандитов, да к ним неторопливо подходил шериф в широкополой шляпе, с серебряной звездой на груди. Миновав салун “Золотой лев”, из которого доносились звуки расстроенного пианино, звон посуды и нестройные крики пьяных ковбоев, Харлам увидел, как шериф выхватил “кольт”. Разгорелась перестрелка. Одна из пуль просвистела у него над головой и он, спрятавшись за угол салуна, прикинул, что вся эта кутерьма продлится еще минут десять, так что можно перекурить. В принципе, он мог бы помочь шерифу, хотя, судя по всему, тот и так справится. На то и шериф. А Харламу рисковать нельзя.