Солнце клонилось уже к горизонту, и утомленный Дайлен все чаще привставал на стременах, чтобы увидеть очередной съезд с тракта, означавший близость людского поселения. Несмотря на то, что теперь не приходилось идти своими ногами, прошлая бессонная ночь и целый день в седле сильно утомили бывшего мага. Он мог переночевать в одной из ниш, что специально попадались время от времени на выстроенной древними тевинтерцами дороге, однако холод и боязнь столкнуться с новыми хищниками либо охотниками за чужим добром, заставляли Дайлена двигаться вперед и дальше, тем более что до наступления темноты оставалось еще далеко.
Съезд обнаружился, когда солнце уже скрылось за холмами. Остановившись, некоторое время Дайлен вглядывался в это ответвление главной дороги. Деревни видно не было, но по самой дороге часто ездили, в том не было сомнений. Снег здесь казался хорошо утоптанным конскими копытами, тележными колесами и человеческими сапогами. Решив, что по какой-то причине селение размещалось дальше, в холмах за подступавшим к самому Имперскому тракту пролеском, Дайлен еще раз оглянулся на вечернюю зарю на горизонте и решительно свернул на боковую дорогу.
Углубившись в лес, он некоторое время ехал спокойно, ожидая вот-вот увидеть впереди вожделенное селение. Однако чем больше проходило времени, и гуще становились растущие близко к дороге деревья, тем сильнее начинал недоумевать и беспокоиться путник. Темнело на севере быстрее, чем в Ферелдене, дневное светило убралось, а ночное еще не показывалось в небе и, услышав вдалеке первый вой, зверя, вне всяких сомнений, хищного, Дайлен придержал коня. Прослушав некоторое время звуки вечернего леса, он спешился и, кое-как переступая в глубоком снегу, занялся поисками. Спустя какое-то время, так и не найдя того, что нужно, он попросту выломал сук у дерева, показавшийся ему более или менее подходящим и, справив над ним все, что нужно, достал из сумки кремень и огниво.
Теперь предстояло самое сложное. Дайлену уже не раз приходилось убедиться в том, что ему, чародею, что некогда мог единой только мыслью без натуги сжечь самого сильного демона Тени, без магии едва удавалось добиться от горючих камней хотя бы малой искры. Дело было в малой привычке к таким вещам, ведь до того, как оказаться в ошейнике Авернуса, Амелл успел позабыть, когда ему приходилось добывать пламя подобным образом.
Некоторое время он пытался высечь огонь стоя, и зажимая будущий факел подмышкой. После нескольких неудачных попыток, отошел от коня и, присев на сваленное дерево, которое кто-то заботливо оттащил от края дороги, зажал факел между коленей, и возобновил старания. Спустя какое-то время, в течение которого ни одна из получаемых им редких искр не упала на пропитанную маслом ткань, обмотанную вокруг свежевыломанной ветки, Дайлен сдался. Уронив руки с зажатыми в них камнями на колени и набираясь терпения перед новыми попытками, он вглядывался в обступавшую его со всех сторон лесную чащу, что убегала за поворот дороги, огибавшей небольшую земляную насыпь, как вдруг услышал новый звук. Звук этот как будто бы был стремительно приближавшимся конским топотом. Сообразив, что он своей лошадью перегородил суженную наметенным снегом дорогу, и что не видевший его из-за деревьев всадник может наскочить на нее или самого незадачливого путника, Дайлен вскочил и бросился к коню, но сделать ничего не успел.
Всадник вылетел из-за поворота дороги так стремительно, точно все демоны Тени гнались за ним. Увидев перед собой внезапно появившихся коня и человека, который торопливо пытался убраться с дороги, и понимая, что не успевает остановиться, всадник натянул поводья, заставляя своего скакуна встать на дыбы. Копыта животного заскользили, и он с силой грохнулся оземь, подмяв под себя седока.
Опомнившийся Дайлен, бросив камни, подбежал придавленному конем человеку, который громко стонал, время от времени прекращая это делать, но только затем, чтобы перевести дух и выругаться. Его конь пытался подняться, но не мог, по-видимому, сломав или сильно вывихнув переднюю ногу.
- Ты! Вытащи меня, наконец, из-под этой демоновой твари!
Дайлен не заставил пострадавшего по его вине всадника повторять дважды. Оббежав его с другой стороны, Страж подхватил все еще стонущего человека подмышки и дернул, вырвав короткий вскрик боли. С третьего раза удалось освободить даже ноги несчастного, и тот с трудом сел, цепляясь за подставленное плечо виноватого Амелла.
Теперь он и всадник смогли рассмотреть друг друга. Пострадавший орлесианец оказался молод, не более чем на два-три лета старше самого Дайлена. Как и было принято здесь, он носил маску, скрывавшую большую часть его лица, однако при падении маска съехала на лоб, и всадник раздраженно сорвал ее еще лежа под конем. Взору ферелденца предстало надменное тяжелое лицо, с большими, но близко посаженными серыми глазами, взгляд которых отчего-то напомнил Амеллу гравюру из книги, что он читал в Круге магов, изображавшую хищного виверна из Виммаркских гор. Тонкие поджатые губы могли говорить об избалованном нраве их обладателя - либо о боли, что до сих пор причиняло ему падение с лошади. Однако, несмотря на беспорядок, который присутствовал теперь в его одежде, во всем облике всадника было нечто, заставившее думать о том, что человек этот привык повелевать - с рождения, как и к тому, чтобы каждый его каприз был исполнен. Чувствуя на плече крепкую и судорожную хватку орлесианских пальцев, Дайлен внутренне томился от догадки, что сделался причиной увечья какого-то местного милорда. И его самые тоскливые предположения не замедлили подтвердиться.
- Какой демон вытолкнул тебя под копыта моего коня, негодяй? Каким местом ты думал, когда перегораживал дорогу?
Дайлен кашлянул.
- Прошу простить меня, месье. Я… остановился совсем ненадолго, и не мог предположить, что кто-то будет ехать так поздно и так быстро. Дорога-то скользкая. Месье мог упасть и без моего вме… моей вины.
На некоторое время повисло молчание.
- Наглец, - выдержав паузу, во время которой, он, сцепив зубы, пытался усесться поудобнее, выдохнул знатный всадник. - Еще и ферелденец, к тому же, если судить по говору. Что забыл ферелденец ночью на дороге, ведущей в мое поместье?
Амелл повел плечом, принимая на себя весь груз тела орлесианца, которому вздумалось попробовать подняться. Попытка эта, впрочем, не увенчалась успехом. Всадник резко присел обратно, кусая губы. В нескольких шагах от них сломавший ногу конь также порывался встать, и не мог, временами издавая тревожное и мучительное ржание.
- Искренне прошу меня простить, месье. Я свернул с Имперского тракта в поисках ночлега. Мне казалось, я еду в деревню.
За то время, что белесые глаза виверна изучали его лицо, оно успело замерзнуть больше, чем при переходе через морозные горы. Потом взгляд знатного всадника, как показалось Дайлену, немного смягчился.
- Никогда не встречал черт, настолько совершенных, - нежданно сменив тему, молвил орлесианец. - Они достойны быть запечатленными для потомков. Поправь меня, если ошибаюсь, однако, судя по твоим манере и речи, ты не из смердов?
Под взглядом собеседника Дайлен почувствовал себя неловко, досадуя, что отодвинуться было нельзя. Пальцы всадника по-прежнему крепко сжимали его плечо.
- Да, ваша светлость. У меня два имени. Семья моя из благородных, но не знатных. Отец мой, да примет его Создатель, состоял на службе у эрла Геррина. В Орлее я с поручением от эрла к родственникам его жены, что проживают в Монтсиммаре. Я… прошу простить меня, месье. То, что вышло - случайность.
Знатный орлесианец поднял брови, одновременно поджимая губы.
- Возможно, ты и прав, ферелденский наглец. Часть вины за случившееся - на мне. Не гони я так сильно, этого не случилось бы.