Храмовник говорил много, но равнодушно и спокойно - словно сам был усмиренным. Дайлену вдруг пришло на ум, что привычку к такой манере разговора сэр Бьорн вырабатывал в себе годами, вместе с умением держать чувства в узде. И чем дальше длился этот непонятный сон, тем большее раскаяние охватывало его, некогда применившего на капитана заклятие воздействия на разум через кровь, которому долго и мучительно обучался по найденному с попустительства того же сэра Бьорна учебнику. Храмовник не оборачивался, он продолжал стоять лицом к очагу, с низко
опущенной головой, покачиваясь и слегка подрагивая. Не в силах выносить воцарившегося молчания, Амелл опустил голову к полу и тут только увидел лужу, натекшую у сапог капитана. Лужа отливала густо-багровым, и в свете очага казалась поверхностью малого зеркала.
- Все верно, Дайли, - храмовник, наконец, обернулся, и отшатнувшийся Амелл с ужасом уставился на его вытекшие, сочащиеся гноем глаза. Без нагрудника сделалась видна мантия на груди капитана, густо напитанная его кровью. - Долгое время я боролся с демоновым проклятием, иногда… иногда просто потому, что она - она сказала, что я сойду с ума. Назло проклятой ведьме я держался в разуме, и, хотя с годами это делалось не легче, научился тому, чтобы не позволять никому знать, что творится у меня в голове. Как видишь, многого достиг. Даже сделался капитаном, - он сделал шаг вперед, и Дайлен поспешно попятился. - А потом появился ты. Любимец Ирвинга, пример усердия и здравой мысли. Они все считали, что ты слаб. Что ты - никудышный маг. Сколько же пришлось тебе работать над этим. Ты мог бы обмануть кого угодно, Дайли. Всех обвел вокруг пальца. Кроме меня!
Храмовник со злобой отшвырнул что-то в сторону, и, Дайлен, моргнув, уставился на обнаженный меч, зажатый во все еще крепкой руке капитана. Отлетевшие ножны со звяком упали на пол.
- Долгое время я восхищался тобой, - делая еще шаг к пятившемуся магу, открывался храмовник, до хруста сжимая пальцы на рукояти меча. - Я чувствовал, я знал, что ты держишь в себе Тень, и не даешь ей прорваться наружу. Мы с тобой были похожи - ты и я. Постоянная сдержанность, работа над собой, постоянный страх разоблачения. Я… сопереживал тебе, неблагодарный ты, негодный щенок. Я делал все, чтобы тебе жилось полегче. Никто не зажимал твою смазливою рожу по углам, никто не останавливал тебя, когда вы с дружком шарились ночными коридорами, и даже на постоянную кражу тобой лириума я смотрел сквозь пальцы. Я во всем потворствовал тебе! И чем ты мне отплатил?
Реакция, что успел привить ему Кусланд, спасла Дайлена, когда, резко прогнувшись в спине, он пропустил над собой свистнувший клинок храмовника и, не удержавшись, упал на пол и перекатился в сторону от нового удара. Вскочив, он отбежал от Хосека на другой конец комнаты, в которой не было ни окон, ни дверей. Безглазый капитан слепо дернулся на звук и развернулся всем телом к затравленному Амеллу.
- Вот именно, - он сделал еще шаг, прокручивая меч в руке. Пропитанные кровью кожаные сапоги оставляли по себе красные следы на полу. - Тебе было мало. И в благодарность за мое к тебе участие ты наложил на меня заклятие крови. Но знаешь, что самое поганое? Самое поганое во всем этом то, что я, капитан Хосек, так до сих пор так и не уразумел, отчего однажды утром проснулся, и понял, что к старым порокам прибавился еще один. Страшный позор мне, как служителю благой Невесты, прости меня Создатель, дикий стыд. Демоново влечение! И не к магине. О Андрасте, к магу!
Добрый клинок, кованный, должно быть, гномами, выбил сноп искр над головой Дайлена. Он отскочил дальше, к самому очагу. Амелл был уверен - несмотря на слепоту, Хосек знает, где он. И действительно - храмовник стоял так, что проскочить мимо него было невозможно. Крепкие зубы Бьорна под мокреющей больной кожей сжались, заставляя желваки играть на худых, заросших щетиной щеках.
- Лириум - удивительная штука, Дайли, - тише прежнего проговорил капитан, смаргивая гной, сочащийся из глазниц. - Он не только дает храмовнику силу справиться с магом. Он еще и подавляет все… все, что может помешать правильно исполнить свой долг. Однако если пить долго и много - это происходит быстрее, чем… чем обычно. Тело разлагается, а разум тускнеет. И ни одно снадобье ни одного демонового мага не может полностью от этого уберечь. Благодаря тебе я стал пить очень, очень много лириума, Дайли, - он сделал шаг ближе, почти вжимая Амелла в яму, полыхавшую огнем. - Я бичевал свою плоть, пытался избавиться от навязчивых страстей при помощи зелий, постов, молитвы, но помогал мне один только лириум. Мерзкий ты гаденыш!
Спасаясь от меча, Амелл взмахнул руками, которыми ранее удерживался за печную надстройку над камином и, не удержавшись, рухнул в самый огонь. Мелькнуло и пропало перекошенное лицо храмовника, а еще через миг Дайлен свалился - прямо в чью-то широкую, но хлипкую постель.
Потирая обожженную щеку, он завертел головой, с тоской размышляя над тем, когда, наконец, выпитое им не по положению вино, перестанет гонять его по закоулкам собственного разума и отпустит к смертельно надоевшему, но знакомому архидемону и прочим порождениям тьмы, что, как и положено, являлись без исключения всем Стражам во снах, не делая ни для кого поблажки.
Несколько мгновений потребовалось Дайлену, чтобы понять, что комната, и даже постель, на которой он сидел, были ему знакомы. И действительно - низкий потолок хижины Кейтлин, ветхие занавески на стенах, и даже протертый коврик на полу - все это он успел изучить так хорошо, словно уже сделался хозяином этого дома.
- Дайлен!
Кейтлин стояла в дверях. В простом белом платье, как и обычно, в смущении затискивая кисти рук. Дайлен приподнялся, но девушка уже была рядом с ним. Упав на колени, она спрятала лицо в его ладонях, и влюбленный жених с недоумением почувствовал влагу на ее щеках.
- Зачем ты меня оставил, Дайлен? - девушка говорила так невнятно, что Амеллу казалось, он угадывал ее слова лишь по шевелению губ. - Зачем ты ушел? Кто теперь защитит меня?
- Погоди, погоди, Кейт, - ничего не понимающий Амелл попытался приподнять ее лицо, но она только зарылась глубже, плача все горше. - Что ты такое говоришь? Я никогда не оставлял тебя. Мне нужно защитить нашу землю, защитить Ферелден! Я вернусь с подмогой, мы победим архидемона и остановим Мор. И тогда поженимся. Кейтлин! Мы ведь обсуждали это с тобой. Создатель милосердный, что случилось? Что тебя тревожит? Да посмотри ты на меня!
Он силой заставил ее поднять лицо и вздрогнул в испуге. На него смотрела не Кейтлин, а Морриган. На лице ведьмы еще не высохли слезы, но полные губы кривились в насмешливой ухмылке.
- И почему вовсе не удивлен ты? - она повела плечом, сбрасывая платье на пол. - Быть может, потому, что давно уж понял то, что мне с начала самого понятно было?
- Н-нечего тут понимать, - Дайлен дернулся отодвинуться, но вдруг понял, что сам этого не хочет. Более того - вовсе не удивляется произошедшим с Кейтлин переменам. - Мы с тобой уже все… это уже было. Мы ведь поняли, что…
- Не пробуй обмануть меня, о маг великий и могучий, - ведьма подобралась ближе, усаживаясь ему на колени, и обнимая шею тонкими руками, дразня будоражащим запахом и близостью обнаженного тела. - Обмануть можно Кейтлин или Морриган. Но себя ты не обманешь. А я - это ты, Дайлен. Любишь ты простушку деревенскую. Но нужна тебе не она. И знаешь это ты…
- Стой! - поспешил выкрикнуть он прежде, чем полные губы ведьмы накрыли его уста, понимая, что упустив этот миг, он уже никогда не узнает того, что хотел. - Пусть так. Пусть в любви к своей невесте я желаю Морриган. В конце концов, я - мужчина, и слаб. Но зачем ей я? Зачем она тогда предлагала мне себя? Ведь сама она этого не желала, я же видел! Тогда для чего…