Но старик тихонько оттолкнул протянутую руку ребенка со словами:
— Это вам! Что до меня, я предпочитаю жевать корни, когда у меня нет жареного мяса. Я к этому давно привык: так делали и мои отцы. Посмотрите на мои зубы, — по ним вы увидите, что я с самых ранних лет пережевывал либо сырое мясо, либо сырые волокнистые и клейкие растения. Во времена моей молодости, дети, огонь, прекрасный огонь, огонь-друг, который мы должны чтить, иногда совсем исчезал из наших стоянок под деревьями, на берегу рек, выступивших из берегов. Часто целыми месяцами, а то и годами отцы и я, лишенные огня, натруждали свои крепкие челюсти, перетирая в тесто сырую пищу, которую мы ели в том виде, в каком ее находили. Впрочем, довольно разговоров. Кушайте, дети. Пора!
И дети с жадностью набросились на скудный запас, который им раздал прародитель.
После этого жалкого, быстро уничтоженного завтрака, который очень немного утолил голод путешественников, старик приказал детям отдохнуть.
Они сейчас же поплотней прижались друг к другу, чтобы лучше согреться, и сразу заснули тяжелым сном.
Что касается Крака, то надежда, что скоро с ним будут обращаться, как с настоящим взрослым юношей, совсем не дала ему сомкнуть глаз. Лежа, не шевелясь, в своем уголке, он украдкой, с глубокой любовью и даже с некоторым страхом наблюдал за стариком. Ведь прародитель столько перевидал на своем веку, столько знал таинственных и чудных вещей.
А старик между тем, задумчиво пережевывая корень, внимательно, зорким и опытным глазом осматривал один за другим куски кремня, лежавшие около него.
Крак тщательно запоминал каждое его движение.
Он видел, как старик выбрал один из кремней, круглый и длинный, похожий на огурец, затем зажал его между ногами, подтянув их к себе.
Когда камень очутился стоймя в крепких зажимах этих странных природных тисков, старик взял обеими руками другой, более объемистый, и ударил им несколько раз слегка и осторожно по закругленному острию кремня.
Затем, сразу навалившись всей тяжестью тела на этот грубый молот, он двигал им по всем направлениям с такой силой, что жилы на его лбу вздулись и напряглись, а из боков кремневого куска летели длинные осколки различной ширины, похожие на продолговатые полумесяцы, с одного края толстые и шероховатые, с другого — тонкие и очень острые. Они падали и рассыпались по песку, словно лепестки большого увядшего цветка.
Эти осколки, цвета дикого меда, прозрачные, резали не хуже наших стальных ножей, только были непрочны. Их приходилось очень часто менять.
У Крака невольно вырвался крик удивления и восхищения.
Теперь он видел собственными глазами один из способов изготовления ножей и наконечников для копий и стрел.
Старик не обратил никакого внимания на возглас ребенка. Собирая острые лезвия, только что им искусно сработанные, он вдруг насторожился и быстро повернул голову к реке. На лице его отразились сперва удивление, потом такой ужас, какого Крак еще никогда не видал на этом невозмутимом и гордом лице.
Страх невольно охватил Крака, несмотря на весь его молодой пыл и задор. Однако он попытался остаться спокойным и тоже, как старик, насторожился, схватившись ручонкой за палицу.
С севера, с верха реки доносился какой-то страшный, неясный шум, пока еще далекий; порой слышались ужасающие рычания.
Дети испуганно вскочили и задрожали от страха. Старейший поспешно приказал им вскарабкаться по скользкой и почти отвесной скале, советуя ставить ногу и цепляться руками за выступающие камни и кремни, врезанные рядами, один над другим, в меловых стенах. Они повиновались и, достигнув площадки на половине высоты, улеглись плашмя на живот, облизывая в кровь ободранные пальцы.
Но старик не мог последовать за ними. Он остался под выступом скалы. И Крак тоже упрямо отказался покинуть его, несмотря на все его угрозы.
— О прародитель! — воскликнул он. — Неведомая опасность грозит нам, как ты сам говоришь. Ты любишь меня. И я не хочу тебя покинуть. Мы умрем вместе или вместе победим. Ты непоколебим и силен, значит, ты будешь сражаться, а я… — если оттуда идут к нам дурные люди или дикие звери, — я прокушу им печень.
Пока Крак с увлечением говорил свою воинственную речь, грозный шум усилился. Было очевидно, что он приближался с каждой минутой к месту, где были ребенок и старик.
— У тебя, Крак, глаза зоркие и молодые. Посмотри на реку, туда к северу. Что видишь ты?