Началом его творческого запора, послужившего причиной усомниться в возможности дальнейшей умственной активности, стал понедельник, когда молчавший около полугода телефон вдруг разразился лавиной хрипящих какофоний, некогда считавшихся музыкальным хитом. Ричи с опаской нажал клавишу приёма вызова и уставился в дисплей, совершенно позабыв сообщить собеседнику о своём присутствии этикетным "да" или "алло".
- Ричи? - выплюнул динамик. - Ричард Строубэк?
- Да... - протянул Ричи, пытаясь опознать по голосу нарушителя покоя.
- Это Эмбресвиль, - представился человек на другой стороне. Экран явил физиономию главного редактора городского литературного журнала, круглую и толстокожую, с глубокими, как у шарпея, морщинами, резиновыми ушами с торчащим из них грубыми закрученными волосами, и бритым неделю назад черепом, успевшим порасти весенним пухом, выдающим огромную лоснящуюся лысину. - Как сам? Чем живёшь?
- Да... ничего особенного, - честно ответил Ричи, припоминая, что последние несколько месяцев, как заговорённый, спускал всё свободное время на просмотр дьявольского канала, где демон-ведущий (или же сам бог во плоти?), вооружившись кистью и роскошным афро, давал бесплатные уроки художественного мастерства.
- Слушай, ты уже в курсе, наверное, что мы готовим последний выпуск журнала? Последний - в смысле вообще последний, понял-нет?
- Что-то такое слышал. - "Вообще фаллоапатично".
- Ну так вот, может подготовишь что? Или, ещё лучше, есть уже готовое? Не хватает материала для выпуска, понимаешь? Не упусти возможность!
- Н-нет, я ничего не готовил. - Где-то в глубине души Ричи считал, что его писательская карьера закончилась на прошлом выпуске журнала, материал которого - вершина равнодушия, не оставившая малейшего отпечатка в памяти - был не интересен не то что читателям, но, по всей видимости, даже авторам самих текстов. Оставив свежий выпуск в зобе мусорной урны, где ему было самое место, Ричи проникся уважением к вовремя соскочившим с беговой дорожки издательствам, чей функционал, в основном, сводился к электронным переизданиям и составлению сборников во всех их вариациях, подходящих, между тем, к концу.
Эмиль Эмбресвиль почесал бровь, похожую на чёрную мохнатую гусеницу, заметив, очевидно, отсутствие энтузиазма в голосе Ричи.
- Без тебя никак, Строубэк, понимаешь-нет? Это другим сложно даются слова, а твой продукт - это что-то невероятное. Я храню все твои оригиналы, чтобы показать их внукам, веришь? Кто ещё сможет закрыть Вавилонскую библиотеку, если не ты?
Гордость Ричи поднялась по пищеводу и сладкими пальцами упёрлась в нёбо, заставив подбородок подняться выше.
- Попробую что-нибудь придумать, - ответил он. - Но! - предупредительно поднял указательный палец Ричи. - Не обещаю.
- Превосходно! - воссиял желтым цветом уличного фонаря редактор. - Я зарезервирую место под твой текст. И, я прошу, не стесняй себя в оборотах. Делай... кислотней... ядовитей. Понял-нет?
Ричи вдруг стало интересно, почему к общению с ним снизошёл сам главный редактор "Мурддраала", а не его агент, по обыкновению.
- С Грегом всё в порядке? - между прочим спросил Ричи.
- Грегом? - переспросил Эмиль. - А, Грегом... Он сейчас находится в лучшем месте.
- Он умер?
- Уволился месяц назад.
- А Кейти?
- Разорвала контракт и уже год травит своей туалетной водой тараканов в "Биржевом приматории". Ты разве не слышал? Все уходят из литературы, Ричи, - пожаловался Эмиль Эмбресвиль.
"Как-то недостаточно организовано уходят".
- Кто будет в выпуске?
- Рад, что ты спросил. Во-первых, Филлип Пеперман с эссе на тему перехода литературы из описательного в символически-графический вид, пока не признаваемый критиками. - "Очередное разглагольствование по несуществующей проблеме". - Во-вторых, стихотворение Питера Слоутача об осколке гранита в центре непроходимых джунглей... детали раскрывать не буду, но тебе бы понравилось! - "Мне бы не понравилось". - Далее - долгожданное окончание детективного романа Дени Миссури... - "Что вообще можно расследовать в двадцать третьем веке?" - И вершина творчества... на втором месте после твоего рассказа, конечно - новеллеттиата в тройном соавторстве Пулье, Киттигадсона и Шеллмена - "Р (значит рентгеновское) свечение в сердце паломника, шагающего к вратам 313"! - "Отходы околомозговой жизнедеятельности, бесцельные и пустые, как этот мир; выстроенные в случайном порядке словесные выкидыши, извлечённые из давно подохшего и прогнившего, но продолжающего конвульсировать тела постмодернизма, его посмертные газы, ценимые нео-хипстерами как тончайшая музыка души".
Мышцы на лице Ричи скривились не от описания, но от воспоминаний, что в самом начале сотрудничества с "Мурддраалом", следуя веянию моды, он сам окунулся в эту искрящуюся нектаром ночную вазу, написав по чужой вселенной заказное произведение, чей общий сюжет можно представить в виде картины поля ядерного взрыва, в центре которого пробудившийся Ктулху припарковал свой фургончик и принялся торговать мороженым. С отвращением избавившись от сотворённого богохульного текста, Ричи стал было готовиться к наихудшему, однако читающая элита причислила его рассказ к шедеврам, мало чем уступающим оригиналу. Что ж, ну и отлично.
- Здорово... - пробормотал Ричи. А ведь века полтора назад он мог бы послать ко всем чертям Эмбресвиля с его псевдотворческим фарсом и заняться, к примеру, копирайтерским трудом, когда закон о Пресечении умножения сущностей, частный случай порядка Оккама, ещё не запрещал подобную деятельность.
- Значит, договорились. К концу недели жду чего-нибудь эдакого... - Эмиль сжал в руке невидимые шары. - Короче, тебе лучше знать. Удиви меня, Строубэк. Времени - до выходных. Понял-нет?
И так, в задумчивости и ожидании того незабываемого чувства, когда во время облегчения сладко сводит зубы, Ричи просидел, а сегодня ещё и пролежал на полу, три дня, напрасно призывая на помощь блудящую с кем ни попадя, но только не с ним, Лиру. Судя по всему, для создания новой истории личных ресурсов и идей будет недостаточно...
Взгляд Ричи проворной ящерицей скользнул вверх по книжному шкафу и остановился на твёрдой обложке его второго романа, выделявшегося среди других немногочисленных книг ярким лимоновым переплётом, хранящим на себе будто выжженные пирографом рельефное название: "Жёлтый предсказатель". Речь в романе шла о путешественнике, волею случая застрявшем в маленьком заполярном городке, где с его приездом стали происходить странные и ужасные события - некто принялся осквернять неприкосновенную красоту природы апокрифическими надписями на снегу, о цвете которых несложно догадаться, исходя из названия. Дабы сохранить облик честного человека и отвести от себя гнев местных жителей, путешественник проводит частное расследование, в ходе которого, по детальному изучению каллиграфии оставленных письмен, ему удаётся установить личность преступника и призвать его к ответу. Продолжение не заставило себя долго ждать, и уже через год мир увидел "Коричневого пророка" пера Ричарда Строубэка. К написанию первого романа Ричи сподвиг его единственный друг, Джонни Смоллер, заведовавший кинологической лабораторией в черте города, и временами, когда они общались более тесно, приглашавший приятеля к себе на работу, чтобы поделиться своими последними открытиями в мире вокальных пород. Они стали меньше общаться после того, как Джонни, с трудом поборов тяжёлый недуг, приковавший его к больничной койке на целых пять дней, заглянул в свою флеш-карту, опасаясь, что не успеет воплотить свою мечту и не услышит при жизни ласкающую слух собачью а-капеллу. Оказалось, в распоряжении Смоллера - целых шестьдесят лет.