У Арбатова имелась также договоренность, что в Посольстве СССР будет постоянный представитель Института, который имел бы дипломатический паспорт и занимал бы должность первого секретаря. Не самая высокая, но и не низкая должность. Я стал первым из молодого поколения институтских сотрудников, кто туда приехал в качестве представителя в 1984 г., в очень напряженный момент в советско-американских отношениях.
В Вашингтоне я работал на Институт, на Арбатова, организовывал его приезды. Моей задачей было поддержание контактов с научно-политическим сообществом США.
Арбатов сумел наладить уникальные связи с ключевыми деятелями этой элиты США. Иногда эти контакты поощрялись американскими властями, но были и случаи недовольства. В начале 80-х гг. администрация Рональда Рейгана отказала Георгию Аркадьевичу в выдаче визы.
Весной 1985 г. американцы наконец-то дали визу Арбатову. Я договорился о встрече Арбатова с Джорджем Бушем-старшим, вице-президентом у Рейгана. Тут произошла забавная история. Нас запускают в кабинет, а на столе у Буша-старшего огромная стопка карикатур на Рейгана из советских газет. Арбатов начал говорить, что Горбачев хочет нормализации советско-американских отношений. А Буш в ответ берет вырезку с карикатурой и начинает ругать карикатуристов. Потом берет следующую карикатуру, потом еще. И так продолжалось минут тридцать; Буш показывает карикатуры и жалуется. Только когда карикатуры кончились, начался серьезный разговор. При этом вице-президент все время доставал из большой плошки мармеладки «джели-бинс», которые были любимым лакомством Рейгана, и кормил ими Арбатова и меня.
Вдруг без стука открывается дверь и входит лохматый молодой человек в дырявых джинсах. «А это мой младший сын-футболист». Так мы познакомились с Джорджем Бушем-младшим, который как раз купил футбольную команду в Техасе. Кто бы мог подумать, что через 15 лет он станет президентом США…
В начале 80-х гг. работала комиссия Улофа Пальме, и в ней очень активную роль играли Арбатов и Мильштейн. Тогда возникли идеи common security – «общей безопасности», которые разрабатывала комиссия Пальме, они потом сыграли очень важную роль во внешней политике Горбачева и возникновении концепции так называемого «нового мышления».
После того как к власти пришел М.С. Горбачев, активизировались регулярные встречи Пагуошской конференции, Дартмутской конференции, СИСАК и целого ряда других форумов. Я участвовал во всем этом как организатор, ну и потихоньку стал выступать в качестве эксперта, поскольку, общаясь с людьми такого уровня, слушая их, я, так сказать «наматывал на ус» и со временем понял, что «не боги горшки обжигают», и что я могу тоже высказать свое мнение.
С американской стороны в диалоге по «второму треку» участвовали ведущие политические эксперты и ученые: Генри Киссинджер, Брент Скоукрофт, Уильям Перри, Маршалл Шульман, Грэм Эллисон, Роберт Легвольд, Лесли Гелб, Мадлен Олбрайт, Карл Саган, Ричард Гарвин, Фрэнк фон Хиппель. Конгресс был представлен сенаторами: демократами Тедом Кеннеди, Сэмом Нанном, Альбертом Гором, республиканцами Марком Хэтфилдом и Ричардом Лугаром. Участвовал также председатель Комитета по делам вооруженных сил Палаты представителей Лес Эспин. Были и «молодые звезды»: Кондолиза Райс, Эштон Картер, Роза Готемёллер, Сьюзан Эйзенхауэр.
С нашей стороны в этих встречах участвовали Георгий Аркадьевич Арбатов (председатель), Евгений Максимович Примаков, Виталий Владимирович Журкин, Евгений Павлович Велихов, Роальд Зианурович Сагдеев, Андрей Афанасьевич Кокошин, Анатолий Андреевич Громыко, Михаил Абрамович Мильштейн и другие выдающиеся эксперты.
Помимо Академии наук СССР в диалог был вовлечен созданный в 1983 г. Комитет советских ученых в защиту мира, против ядерной угрозы. С американской стороны это были СИСАК, Ассоциация контроля над вооружениями, Институт Брукингса, Фонд Карнеги, Федерация американских ученых, Ассоциация озабоченных ученых, Гарвардский и Колумбийский университеты. Этот опыт было бы полезно учесть теперь, когда режим контроля над вооружениями оказался на грани полного развала.
Надо напомнить, что Советский Союз предпринимал не только военные контрмеры по преодолению ПРО (ассиметричный ответ), но и вел активный научно-политический диалог по «второму треку». Существовало и массовое антиядерное движение в США и Европе, распространился страх по поводу «ядерной зимы»