К сожалению, начался почти открытый конфликт между Арбатовым и Министерством обороны. До этого, в общем-то, отношения были вполне приличные, не всегда, естественно, любое бюрократическое ведомство не любит, когда кто-то еще дает советы, тем более, если они расходятся с мнением этого самого ведомства. Д.Т. Язов, который был министром обороны, относился к Арбатову с почтением как к фронтовику, и перед тем как Язов поехал в Штаты, что было беспрецедентным шагом, он приходил в Институт посоветоваться с Арбатовым, а я как завотделом его встречал, но при разговоре тет-а-тет не присутствовал.
Но Арбатов стал публично критиковать Минобороны за явное преувеличение военной угрозы со стороны США и НАТО. Здесь произошел эпизод с авианосцем. Обычно по такого рода вопросам я писал для Арбатова «болванку», но он сам опытной рукой ее редактировал и препарировал, и выступал на основе такого рода заготовок. Он заявил, что у США только 13 авианосцев, а Минобороны считало, что их 20 с лишним, поскольку к этой категории приплюсовывали и вертолетоносцы. На самом деле у американцев было не 13, а 14 авианосцев, и на Арбатова обрушился шквал критики и обвинений, и это стало таким поворотным пунктом. Я тогда ему рассказал, что на самом деле у Штатов 14 авианосцев, но один постоянно проходит текущий ремонт, поэтому на активной службе находятся только 13.
И второй момент, связанный с грядущим распадом Советского Союза. Развал СССР мог сопровождаться гражданской войной, учитывая наличие разного рода споров между союзными республиками и автономными республиками, так что не только союзными. Я понимал, что не в моих силах повлиять на ход истории и предотвратить распад Советского Союза, но надо было предотвратить ядерную гражданскую войну. Необходимо было сделать так, чтобы ядерное оружие СССР осталось бы только в России, чтобы предотвратить ядерный вариант конфликта между Россией и Украиной, между Арменией и Азербайджаном, которые к этому времени уже практически вели военные действия в Нагорном Карабахе.
На Украине тогда было 176 МБР с 10 РГЧ, и это означало, что на Украине больше ядерных стратегических вооружений, чем сегодня у России и у США по нынешнему Договору СНВ. Плюс еще несколько тысяч тактических ядерных зарядов. То есть, если бы Украина сохранила это ядерное оружие, то она мгновенно становилась бы третьей ядерной державой мира, хотя в это время вызванные Чернобыльским синдромом антиядерные эмоции на Украине были очень сильны.
Позднее все это выразилось в подписании договоров СНВ-1 и СНВ-2, которые позволили лишить Украину МБР с РГЧ, и в знаменитую речь Джорджа Буша в Киеве, в которой он прямо осудил украинский сепаратизм. Тогда руководители США выступали против раздела ядерного арсенала СССР между республиками.
Сейчас об этом забыли, но США в то время хотели, чтобы Россия была единственным наследником ядерного арсенала СССР, и способствовали вывозу его из Украины. Происходило противоположное тому, что существует сегодня.
Кокошин, конечно, очень себя активно вел. И он одно время претендовал на роль будущего министра обороны России. Но министром стал генерал Грачев, а Кокошин был у него первым замом, а позднее стал секретарем Совета Безопасности.
Осенью 1991 г. Арбатов назначил меня заместителем директора вместо Кокошина. После этого я погряз в административно-хозяйственной деятельности. Арбатов к тому времени стал конфликтовать с ельцинским окружением и, в первую очередь, критиковать экономические реформы Гайдара и Чубайса с его ваучером.
В начале 90-х гг. как официальные, так и неофициальные российско-американские контакты все больше и больше пошли мимо Института, особенно по линии российского бизнеса. Это касается не только нас, но и ИМЭМО в очень большой степени. Понятно, что такую роль, которую Институт играл в советские времена, роль «бутылочного горлышка», уже играть было нельзя. Каждый считает себя экспертом по футболу, а теперь каждый стал считать себя еще и экспертом по Америке.
Георгий Аркадьевич критиковал многие аспекты постсоветской внутренней и внешней политики. Это касалось и реформ Е.Т. Гайдара, А.Б. Чубайса, и политики А. Козырева, но голос его не был услышан. В общем-то, тенденция, которая наблюдается за последние тридцать лет, показывает значительное уменьшение влияния экспертного сообщества на принятие решений. В советские времена те записки, которые писали Георгий Аркадьевич и сотрудники нашего Института, через помощников Генерального секретаря ЦК КПСС – Александрова-Агентова и Черняева – поступали к главным руководителям нашей страны – Брежневу и Горбачеву, а сегодня складывается такое впечатление, что «пирамида» где-то обрывается на пути от экспертного анализа и на самый верх. Анализ, который проводится экспертами, не доходит до верха, и те предложения, которые делаются, не доходят.