Та война оставалась с ним в мыслях до самого конца. После инсульта и незадолго до смерти, когда большую часть дня он проводил в постели и часто дремал, я спросил его, что ему снится. Он ответил: «Первый и последний залпы моих “катюш”». Первый был под Москвой на Волоколамском шоссе в октябре 1941-го, а последний – на Днепре под Черкассами в ноябре 1943-го. Между этими двумя эпизодами прошли два года войны. Но подробнее об этом времени я узнал лишь под конец его жизни, когда помогал ему работать над одной из его последних книг под названием «Детство. Отрочество. Война».
После окончания школы Юра (так его всегда звали в семье) подал документы в артиллерийское училище, а на следующий день после зачисления началась война. Ускоренные офицерские курсы, участие в параде на Красной площади 7 ноября 1941-го, выдвижение дивизиона на передовой рубеж обороны Москвы. (Странно и постыдно, что, когда начали отмечать годовщины того легендарного парада, отца ни разу не пригласили на кремлевский банкет. Видимо, это была мелочная месть каких-то зловредных начальников.) К слову сказать, десятилетия спустя, когда мы ездили на дачу в поселок Опалиха, отец показывал мне, где передний край пересекал Волоколамское шоссе: там стояла полуразрушенная церковная колокольня, на которой был их наблюдательный пункт и которую немецкая артиллерия пыталась снести, но не смогла.
А потом, после завершения боевой подготовки в Миассе, был эшелон, следовавший под бомбежками на Калининский фронт, служба в качестве начальника разведки дивизиона, а затем командира батареи реактивной артиллерии. Там ему нередко приходилось корректировать залпы своих «катюш», находясь в боевых порядках пехоты, а подчас и впереди них, и там же он получил ранение в ногу от пули немецкого снайпера, переходя на наблюдательный пункт. Казенный язык боевых сводок подчас красноречивее любой батальной лирики: «5 сентября Арбатов под сильным огнем противника на открытой местности… точно установил передний край обороны, после чего был дан залп. Наши части после залпа овладели высотой и продолжали продвигаться вперед»[4].
После в должности помначштаба полка по разведке он воевал в составе Степного фронта на Курской дуге, освобождал Левобережную Украину и участвовал в подготовке освобождения Киева. При осенних переправах через холодные реки получил воспаление легких, которое перешло в туберкулез. Был комиссован «вчистую» и как бесчисленное множество таких же молодых офицеров и солдат отправлен в тыл – умирать. Затем медсанбаты, санитарные поезда и долгое лечение в госпитале, где он выжил благодаря чудесному везению и заботе врача – матери его одноклассника, который тоже был на фронте. А потом семья откармливала его, отрывая от себя лучшее из того, что могла достать в голодное военное время.
Сказать о Георгии Аркадьевиче, что он был хороший семьянин, это значит ничего не сказать. Семья для него была тем, что называется святая святых, хотя он всю жизнь был с головой погружен в работу и имел очень мало свободного времени.
Его отец, Аркадий Михайлович, воевал на Гражданской войне, потом работал на разных административных постах и в торгпредстве в Германии, в 1941 г. по статье «контрреволюционный саботаж» получил 8 лет тюрьмы, но через год был реабилитирован и вернулся к деятельности в народном хозяйстве. Умер внезапно от инфаркта в 53 года (в 1954 г.). Тогда моему отцу пришлось в тридцать лет стать главой всей семьи. Он нежно любил и почитал своего отца, человека доброго и мягкого, и боготворил мать – Анну Васильевну, волевую и властную женщину, о которой трогательно заботился до самого ее конца. К младшему брату Саше он относился как к сыну, тем более что разница в возрасте была большая (15 лет). Отец опекал брата и помогал ему до тех пор, пока тот не встал на ноги, обзавелся своей семьей и домом, завоевал в стране и за рубежом репутацию крупного ученого в области рационального использования природных ресурсов. Прискорбно, что он умер в 2008 г., за два года до смерти старшего брата, прожив на 17 лет меньше него.
Другая главная женщина в жизни отца – это его жена и моя мать Светлана Павловна. Он любил ее беззаветно, баловал, как только мог, был невероятно великодушен, прощал все капризы и первым мирился после размолвок. Он вообще не переносил в семье никаких ссор и всегда брал на себя инициативу, чтобы их уладить – даже со мной, мальчишкой. Он был настолько сильным и уверенным в себе человеком, что никогда не боялся показаться мягкотелым или слабовольным.