Георгий Аркадьевич прекрасно понимал, что настоящая, прочная безопасность страны и мира немыслимы без каких-то базовых предпосылок, которые надо создавать, и в этом смысле внешняя и внутренняя политика теснейшим образом связаны. Он был убежден, что необходимо добиться серьезных конкретных результатов упрочения международной безопасности, как ядерной, так и в более широком аспекте. Поэтому он всячески поощрял расширение сфер исследовательской тематики Института, включая в нее и важнейшие аспекты европейской безопасности, и (что особенно было близко исследовательским интересам) отношения в глобальном «треугольнике» СССР–США–КНР.
Разумеется, эта тематика была объективно увязана с базовыми проблемами разумных рациональных изменений как внутри нашей страны, так и вокруг нее. Роль Арбатова во внутренних дебатах, приведших к сдвигу нашей страны в сторону разрядки международной напряженности, его неоценимые усилия в пользу того, чтобы на Европейском театре снизилась острота противостояния двух блоков и в более широком плане – уменьшилась острота стратегического противостояния ракетно-ядерных сил, а также чтобы были выработаны прямые, конкретные и поддающиеся проверке результаты, – давно стали частью нашей и всемирной истории. Недаром академик А.Д. Сахаров в это же время выдвинул тезис о том, что контролируемый прогресс и устойчивый ядерный паритет являются двумя совершенно необходимыми условиями существования человечества в нынешнюю эпоху.
Но все это с неизбежностью предполагало создание и непрерывное совершенствование взаимоприемлемой системы контроля за прогрессом вообще и ракетно-ядерным паритетом в частности. Таким образом, стратегический паритет и три знаменитые «корзины» Хельсинского акта 1975 г. объективно увязывались в единое целое, и основатель нашего Института был самым тесным и активным образом причастен к созданию этой структуры «единства и многообразия». Как любил говорить, артистично коверкая произношение русской фразы, американский президент Р. Рейган: «Доверяй, но проверяй!», и эта фраза предполагала создание такого механизма взаимного контроля, контроля без дураков, без мелких обманов, который содействует росту доверия и формирует позитивную, морально нравственную среду не только в этих, но и во многих других, более широких сферах.
Иногда говорят, что конфронтационные отношения – болезнь заразная, и ее бациллы отравляют многие поколения людей и целые наций.
Однако это спорное мнение. В начале 70-х гг. многим казалось удивительным, что после событий 1968-го в Чехословакии, когда уровень конфронтации между блоками достиг, казалось бы, предела и всерьез заговорили о возможности ядерной войны, уже в 1972 г. президент Никсон приехал в Россию и начался процесс строительства системы контроля над вооружениями, а в 1975 г. был подписан Хельсинский акт о создании СБСЕ, а затем и ОБСЕ. И это в условиях, когда стабильно существовал и не подавал никаких сигналов о скором конце коммунистический режим. Следует подчеркнуть, что этот удивительный прогресс был отнюдь не безлик. Он, как и все исторические периоды, имел своих ангелов и демонов. Он происходил в условиях очень серьезной, упорной борьбы сил движения вперед с силами консервации, как внутри США, так и внутри самого Советского Союза. Я много позднее узнал то, о чем тогда лишь догадывался, что, когда периодически наши военные жаловались верховной власти на Арбатова, который мешал им втягивать страну в очередной этап изнурительной гонки вооружений, никто иной, как Л.И. Брежнев прикрывал его, произнося одну лишь фразу: «Не трогайте Юру – он фронтовик». И это верно. Арбатов оставался фронтовиком и тогда, когда он защищал страну на поле боя, и тогда, когда работал в Институте. И делал все, что мог для победы на этих фронтах. В трудное постсоветское время Институт выжил и сыграл свою положительную роль в формировании российской внешней политики. В этом большая заслуга его второго директора Сергея Михайловича Рогова.