Потом та же история повторилась с Б.Н. Ельциным. Поначалу Георгий Аркадьевич, разочаровавшись в Горбачеве, видел в Ельцине более перспективного лидера, который не побоится пойти на решительные реформы для продвижения демократии и рыночной экономики. Во время первой неофициальной поездки Ельцина в США осенью 1989 г. Георгий Аркадьевич попросил меня оказать ему посильную помощь, если потребуется. Для Горбачева Ельцин тогда был политическим противником, и советское посольство держалось в стороне от его приезда. Но наш посол Ю.В. Дубинин с пониманием отнесся к поручению Георгия Аркадьевича и разрешил мне контакт с Борисом Николаевичем в сугубо личном качестве. Я встретился с Ельциным во время посещения им Конгресса США: его переполняли впечатления от только что состоявшихся встреч в Белом доме. Во время его запланированной встречи с советником Дж. Буша по национальной безопасности Б. Скоукрофтом на нее заглянули пожать гостю руку сам Буш и вице-президент Д. Куэйл. «Понимаешь, вице-президент, потом президент!» – возбужденно рассказывал мне Борис Николаевич, пока мы добирались до Сената. Я предложил ему свои услуги, которые в итоге не понадобились.
В 1990-м – начале 1991-го Георгий Аркадьевич пытался склонить его и Горбачева к примирению, считая их конфликт очень опасным для страны. Но из этого, к сожалению, ничего не вышло. После августовского путча и избрания Ельцина президентом Российской Федерации Георгий Аркадьевич продолжал давать ему советы, которые все чаще расходились с настроем нового президента и его окружения. Во время первого официального визита Ельцина в США (июнь 1992 г.) он попросил меня передать тому свое личное письмо, с которым дал мне ознакомиться. В письме были две основные темы: проблема кадров президентской команды и угроза коррупции. Ельцину предстояло важное выступление на совместном заседании обеих палат Конгресса, и Георгий Аркадьевич хотел, чтобы в нем был взят верный тон. Он советовал Ельцину выступить в роли объединителя страны, не перечеркивающего все ее прошлое и протягивающего руку примирения своим политическим оппонентам. А это значит – не бояться привлекать на руководящие посты опытных работников советского времени (включая коммунистов), ибо других квалифицированных и проверенных кадров в стране просто-напросто нет. Надо менять и свое окружение, писал он, поскольку «у Вас есть команда для захвата власти, а не для управления страной». Это поможет предотвратить и расползание коррупции, которая при попустительстве грозит превратиться в настоящую гангрену власти. Очень важно, подчеркивалось в письме, искоренить ее в самом начале, пока она не приобрела системного характера. Борис Николаевич сунул письмо в карман, и эти разумные советы остались втуне. Вместо этого в своей речи в Конгрессе он обрушился на коммунизм и все советское прошлое, обещая похоронить его раз и навсегда. Зато эта поза могильщика «империи зла» очень понравилась американской публике.
В дальнейшем Георгий Аркадьевич упорно боролся с политикой «шокотерапии» – как в записках Ельцину, так и публично. Он видел, что она ведет к обнищанию десятков миллионов людей, чревата социальным взрывом и стихийным массовым протестом, который могут оседлать правые силы. Ему претили доктринерство доморощенных «рыночных фундаменталистов», их равнодушие к нуждам простых людей. Но эти опасения были не ко двору ни в Кремле, ни в Белом доме. Отношения с Ельциным вскоре сошли на нет.