— В Штатах приобрела, там все просто, без предрассудков.
— Америка не так уж примитивна, вот Голливуд, космополитическая пена, ваша то есть среда… она везде одинакова.
— Наша, Ник. — Рита блеснула белейшими, будто с рекламы, зубами. — Разве вы не наш?
Я поддался этой жемчужной улыбке и сказал в тон:
— Не ваш, но твой.
— Ты хотел меня видеть?
— Хотел.
— По делу?
— Просто хотел. Но есть и предлог.
— Давай сначала покончим с предлогом.
— Как мне связаться с Виктором Гофманом?
— Ноу проблем. — Рита взяла с низенького стеклянного столика шкатулку, порылась в ней, нашла визитку (там их целая колода — крошечные игральные карты). — Записывай телефон. Обойдешься без моих рекомендаций?
— Надеюсь.
— Зачем тебе Гофман? — потаенное лукавство послышалось в голосе.
— Если твой Борис не соврал и Вика не подходила к нему в клубе…
— Ой, вот уж не отрекся бы, наоборот! Он ужасно хотел сыграть возлюбленного Клеопатры. А с чего ты решил, что тайный претендент на роль — Гофман?
— Хватаюсь за соломинку. Судя по всему, у Вики были секретные дела или с Василевичем, или с кем-то другим. В клубе она, так сказать, подставила Вольнова, в ссоре с мужем — меня.
— У вас с ней что-то было?
— Много лет назад, в твоем возрасте.
— Загадочная женщина. Зачем кого-то подставлять?
— С мужем-то понятно, он засек такую эротическую мету…
— Какую? — живо заинтересовалась секс-бомба.
Я усмехнулся:
— Призрак поцелуя. Можно так сказать?
— Странно звучит, но кажется, я понимаю.
«Господи, да пошлейшее обстоятельство…» — сказал я Танюше. «Нет, Николай Васильевич, жутко».
— О чем задумался?
— Так вот, с мужем понятно, но в клубе…
— Действительно, зачем подставлять? — перебила Рита. — Пошла якобы в дамскую комнату.
— Конечно, сгодился бы любой безобидный предлог. Нет, она специально акцентирует наше внимание на Борисе.
— Но почему именно Гофман?
По прихотливой ассоциации вдруг вспомнились «бомжи» — Танюша в ало-зеленом из «секанд хенд» и богатый друг ее в ветхом «лупсердаке».
— Какие-то ряженые кругом мерещатся, — пробормотал я.
— Ты про Мефистофелей? — нечаянно уточнила наивная Гретхен подспудное движение моих мыслей. — Их было тринадцать, в том числе и Боря.
— Если б Вика состояла с ним в сговоре, он бы каждое ее слово подтвердил. А Гофман… просто всплыл как неожиданный и удачливый соперник Вольнова.
— По премии «Мефисто», — она рассмеялась волнующим смехом, — но не по жизни.
— То есть?
— Виктор иной ориентации, будь с ним поосторожнее. Ты кажешься неприступным, это возбуждает.
— Надеюсь, не мужчин, — пробормотал я рассеянно. — Теперь понятны ухмылочки Жоржа.
— Бармена? А что, он тоже…
— Да ну. Я у него про Гофмана расспрашивал.
М-да, «в нашем обезьяннике» — как выразился сценарист (кстати, «обезьяна» с персидского буквальный перевод — «отец блуда»). Сей лингвистический изыск я тут же, в качестве «умного человека», выложил прелестной даме.
— Какой ты умный! Ты изучал персидский?
— Нет, ты прелесть! Ничего я не изучал, окромя, кое-как, русского.
— Прелесть в обезьяннике?
— Ну, не обобщай, я же не про тебя. Ты ведь нормальной ориентации.
— Хочешь, докажу?
Меня как обожгло, опасный флирт вырвался из-под контроля.
— Считай, что ты меня пригласила на свадьбу. Кстати, когда?
Она радостно рассмеялась, зашевелилась на кушетке, пожав босые ножки с пурпурными ногтями, придвинувшись ко мне (звезды и полоски замельтешили в глазах); я, понятно, ринулся навстречу, принял в руки душистый подарок, прижал к сердцу.
— Еще не скоро, — шепнула она. — Что такое «призрак поцелуя»?
— Зачем я тебе нужен? — прошелестели во мне остатки совести.
— Затем! Ты мне очень понравился, очень…
Лепетанье прервал телефонный звонок — спохватился Ангел-хранитель Боба. Я закурил, усмиряя плотский порыв, и прислушался:
— Боря, привет!.. Да ничего, у меня Ник. Какой? Сыщик!.. Ведем следствие, дух захватывает!.. Так поздно?.. А, в Молчановку… Понятно, до вечера!
Она положила трубку, я поспешил откланяться, усиленно соображая: уж не избрали ли меня опять в качестве громоотвода… С другой стороны: станет ли «звезда пленительного счастья» ревновать к убогой «лучинушке», образно выражаясь?