Возможно, именно в Бретонском клубе Сьес и другие планировали стратегию, с помощью которой дворянство и духовенство можно было бы привлечь к совместным действиям с Третьим сословием. Сьез напомнил, что из 25 миллионов душ во Франции 24 миллиона составляют простонародье; почему же оно должно колебаться, выступая от имени Франции? 16 июня он предложил депутатам в Menus Plaisirs послать окончательное приглашение другим орденам присоединиться к ним, а в случае отказа делегаты Третьего сословия должны объявить себя представителями французской нации и приступить к законотворчеству. Мирабо возразил, что Генеральные штаты были созваны королем, по закону подчиняются ему и могут быть уволены по его воле; впервые его перекричали. После ночи споров и физической борьбы вопрос был поставлен на голосование: "Должно ли это собрание объявить себя Национальным собранием?". Подсчет дал 490 голосов "за" и 90 "против". Делегаты заявили о своей приверженности конституционному правительству. Политически революция началась 17 июня 1789 года.
Два дня спустя духовенство, собравшееся отдельно, проголосовало 149 голосами против 137 за объединение с Третьим сословием; низшее духовенство бросало свой жребий вместе с простонародьем, которое оно знало и которому служило. Потрясенная этим дезертирством, иерархия присоединилась к дворянству и обратилась к королю с призывом предотвратить объединение орденов, если потребуется, отстранив эстетов. Людовик ответил на это вечером 19 июня, приказав немедленно закрыть Обитель удовольствий, чтобы обеспечить подготовку к заседанию трех орденов на "королевской сессии", которая должна была состояться 22 июня. Когда депутаты Третьего сословия явились двадцатого числа, они обнаружили, что двери заперты. Полагая, что король намерен их уволить, они собрались на близлежащем теннисном корте (Salle du Jeu de Paume); Мунье предложил собравшимся там 577 депутатам подписать клятву "никогда не расходиться и собираться, где потребуют обстоятельства, до тех пор, пока конституция не будет прочно установлена". Все делегаты, кроме одного, принесли эту клятву, что стало исторической сценой, которую Жак-Луи Давид вскоре изобразит на одной из главных картин той эпохи. С этого времени Национальное собрание стало также Учредительным собранием.
Отложенная на день, королевская сессия открылась 23 июня. Перед собравшимися помощник короля зачитал в его присутствии заявление, в котором отражалась его убежденность в том, что без защиты дворянства и церкви он окажется в состоянии политического бессилия. Он отверг как незаконные притязания Третьего сословия на роль нации. Он согласился покончить с кортежем, казенными письмами, пошлинами на внутренние перевозки и всеми пережитками крепостного права во Франции; но он наложил бы вето на любое предложение, которое ущемляло бы "древние и конституционные права... собственности или почетные привилегии первых двух сословий". Он обещал равенство в налогообложении, если высшие ордена дадут на это согласие. Вопросы, касающиеся религии или церкви, должны получить одобрение духовенства. И в завершение он вновь утвердил абсолютную монархию:
Если по роковой случайности, которую я не могу предвидеть, вы оставите меня в этом великом предприятии, я один буду заботиться о благополучии своего народа. Я один должен считать себя их истинным представителем..... Учтите, господа, что ни один из ваших проектов не может иметь силу закона без моего особого одобрения..... Я приказываю вам, господа, немедленно разойтись и явиться завтра утром каждый в комнату, отведенную для его распоряжения.11
Король, большинство дворян и меньшинство духовенства покинули зал. Маркиз де Брезе, гроссмейстер, объявил волю короля о том, что зал должен быть очищен. Байи, председатель Собрания, ответил, что собравшийся народ не может принять такой приказ, и Мирабо бросил Брезе: "Иди и скажи тем, кто тебя послал, что мы находимся здесь по воле народа и покинем свои места только в том случае, если нас принудят вооруженной силой".12 Это было не совсем верно, поскольку они пришли по приглашению короля, но делегаты выразили свое отношение к делу, воскликнув: "Такова воля Собрания". Когда войска Версальского гарнизона попытались войти в зал, группа либеральных дворян, включая Лафайета, преградила им вход, обнажив шпаги. Король на вопрос, что делать, устало ответил: "Пусть остаются".