Ван-дер-Лайдены сделали все, от них зависящее, чтобы подчеркнуть важность этого события. Были выставлены награда Дюка Севре времен Георга II Тревеннского, кубок Ван-дер-Лайдена, подаренный ему как участнику Восточно-Индийской кампании, и приз Дедженита, выигранный последним на дерби. Миссис Ван-дер-Лайден выглядела даже эффектнее, чем на портрете работы Кабанеля, а миссис Ачер, в жемчугах и изумрудах, доставшихся ей по наследству от бабушки, напомнила Ньюлэнду даму с миниатюры Исабэ. Все леди надели свои лучшие украшения, но поскольку прием этот был особенно торжественным и проходил в одном из лучших домов Нью-Йорка, чтившем старые традиции, почти все эти украшения были выполнены старинными мастерами. А на престарелой мисс Ланнингс (одну из старушке все-таки удалось уговорить прийти на прием) была надета светлая испанская мантилья. Она же с гордостью демонстрировала всем камеи своей матери.
Графиня Оленская была единственной молодой женщиной из числа приглашенных. Но когда Ачер бросил взгляд на полные лица дам в возрасте, увешанных алмазными ожерельями с пышными султанами из страусовых перьев в волосах, ему показалось, что они моложе, чем Элен. Ему страшно было представить, чего насмотрелись эти глаза, и что ей довелось пережить.
Князь Сан-Острейский, сидевший по правую руку от хозяйки, само собой разумеется, являлся героем дня. Но если графиня Оленская не так приковывала к себе внимание, как ожидалось, то главная фигура, ради которой все и затевалось, и вовсе затерялась среди приглашенных. Будучи благовоспитанным человеком (как и графиня), князь не позволил себе явиться на прием в охотничьем костюме, тем не менее, одежда на нем была поношенной и мешковатой, и носил он ее так небрежно (когда садился — сильно сутулился, закрывая чуть ли не всю манишку своей лопатообразной бородой), что можно было усомниться в том, что он наряжался к обеду. Это был низенький, широкоплечий, загорелый мужчина с мясистым носом, маленькими глазками и приятной улыбкой. Но говорил он редко. Когда он начинал бубнить себе что-то под нос, голос его звучал тихо, и несмотря на то, что гости старались делать частые паузы в надежде, что он когда-нибудь раскроет рот, его реплики не слышал никто, за исключением его соседей по столу.
Когда после обеда мужчины присоединились к дамам, князь сразу же направился к графине Оленской. Они уселись вдвоем в уголке и между ними почти тотчас же завязалась оживленная беседа. Казалось, князю было невдомек, что первым делом ему надлежало обменяться любезностями с миссис Ловелл Мингот и миссис Хедли Чиверс; а графине пришлось прервать разговор с дружелюбно настроенным ипохондриком, мистером Урбаном Дедженитом с площади Вашингтона, который, ради того, чтобы с ней познакомиться, нарушил свое золотое правило не выезжать с января по апрель.
Князь с графиней непринужденно болтали не меньше двадцати минут. Потом графиня поднялась и, пройдя через всю гостиную, села рядом с Ньюлэндом Ачером.
Нью-Йорк не припомнил случая, чтобы леди вот так, запросто оставляла одного джентльмена ради того, чтобы пообщаться с другим. Правила этикета требовали, чтобы дама сидела неподвижно (как идол) и ждала, пока джентльмен, желающий переговорить с ней, не подойдет и не сядет рядом. Но графиня, судя по всему, и не подозревала, что нарушает правила этикета. Она с непринужденной грацией сидела на софе в углу, рядом с Ачером, и смотрела на него добрыми глазами.
«Давайте с вами поговорим о Мэй», — предложила она.
Вместо ответа он спросил ее:
«Вы были знакомы с князем раньше?»
«О, да! Мы почти каждую зиму встречались с ним в Ницце. Он — настоящий бретер, этот князь! Его частенько видели в игорном доме». Она говорила это так просто и естественно, как если бы речь шла о том, что князь без ума от полевых цветов. После короткой паузы она добавила: «Такого зануды, как этот князь, мне еще не приходилось встречать!»
Это настолько воодушевило ее собеседника, что он позабыл о том, как она шокировала его в начале разговора. Это замечательно, что рядом с ним сидит молодая женщина, считающая князя Ван-дер-Лайденов скучнейшим человеком и отважно высказывающая свое мнение вслух.