Братства купцов, городская элита,
Самоуверенные богачи,
Забудьте подвалы, полные жита,
От сундуков заветных ключи,
Суконщики славные и ткачи,
Гильдия сильная и деловая,
Вам с собой ни батиста не взять, ни парчи,
К празднику мельниц отбывая.
Когда Владыка Мельниц направит
Своего настойчивого слугу,
То все дела приглашенный оставит,
Ни у кого не будет в долгу;
Помните, люди, на каждом шагу
Мной повторяемые слова:
Вас дожидаются в общем кругу
Там, где вращаются жернова.
Заботится Главный Мельник о свите
И подбирает юных пажей —
Порасторопней, породовитей,
И поизящней, и посвежей;
Здесь не нужно ни шпаг, ни французских ножей,
Забудь обо всем, драчун и бездельник,
Ибо в пределы своих рубежей
Тебя приглашает Великий Мельник.
Праздник без женщин — праздник ли, право?
Женщина — праздника цвет и душа.
Здесь множество дев различного нрава,
Каждая — чудо как хороша,
Движется, шлейфом плавно шурша,
Радуясь празднику, светской удаче, —
Впрочем девицы, на праздник спеша,
Мельниц не видят, ибо незрячи.
Девушки, помните, время близко.
Кажется, нынче — танцуй да пой,
Нынче служанка ты либо флейтистка
Весело двигаешь легкой стопой, —
Полюбоваться бы славной толпой:
Молодость, радость, яркий румянец…
Однако ступайте общей тропой:
На Празднике Мельниц продолжите танец.
АДРИАН РОЛАНД ХОЛСТ (1888–1976)
ВНОВЬ ГРЯДУЩЕЕ ИГО
Сначала страх, и следом — ужас,
всё слышно, истреблен покой.
И шторм, в просторах обнаружась,
грядет: надежды никакой
на то, что гром судьбы не грянет.
Молчат часы, но на краю
небес — уже зарницы ранят
юдоль сию.
Отчаянная и глухая,
ничем не ставшая толпа,
от омерзенья иссыхая, кружит,
презренна и тупа,
по ветхой Западной Европе, —
но только в пропасть, в никуда,
беснуясь в ярости холопьей,
спешит орда.
Себя считая ветвью старшей
и оттого рассвирепев,
бубня глухих военных маршей
пьянящий гибелью напев,
им остается к смерти топать,
в разливе гнева и огня
порабощенных — в мерзость, в копоть
гуртом гоня.
Теперь ничто не под защитой, —
но всё ли сгинет сообща,
затем ли Крест падет подрытый
и рухнет свастика, треща,
затем, чтоб серп вознесся адский,
Европа, над твоей главой —
сей полумесяц азиатский
там, над Москвой?..
12 августа 1939 года.
ЯН ЯКОБ СЛАУЭРХОФ (1898–1936)
АКУРЕЙРИ[1]
В Исландии, где меж скалами фьорда
Стоит Акурейри, я вздремнул;
Я слушал, как монотонно, гордо
Звучит в пустоте водопадный гул.
Приглядываясь к прибрежным каменьям,
Кружится лысый орлан-разведчик,
Лишь овцам и северным оленям
Пастись привычно у здешних речек.
Здесь низвергающаяся вода
Выдалбливала гранит на дне.
Я спал, но думал: кто знает, куда
Корабль увозит меня во сне?
Я спал, как спать вовек не смогу
На койке своей, вдали от земли;
Кто ведает — на каком берегу
После крушенья меня спасли?
Я видел во сне — зачем, почему? —
Как между богами грянул Рагнарек,
Падала глыба за глыбой в дыму,
Будто за легким шариком шарик.
Однако проснулся я, и снова
Увидел поток, летящий с кручи,
Луна средь неба, еще ночного,
Скользила в зарю, как маяк плавучий.
Птицы да скалы — всё неизменно,
Радуга в падающей воде;
Но поднялись травы мне по колено,
И корабля не видать нигде.
Предел и горестям, и заботам
Находят люди в этом краю,
Смыло ревущим водоворотом
Тревогу бессмысленную мою.
В Исландии, где водопад у фьорда
И порт Акурейри, вздремнулось мне,
Светлее и чище — знаю твердо —
Стала душа моя в этом сне.
КОНЕЦ
Без боли вспомнить не могу,
Как погибал с тоски
И знал, что к морю убегу
Навстречу другу иль врагу:
Так грезят моряки.
Я ныне ото всех вдали,
Вокруг — единый океан,
Где ни Елена, ни Тристан
Не породят фатаморган,
И здесь я слышу зов земли…
Здесь мысленно уйти могу,
Давнишним грезам вопреки,
Туда, где берегут пески
Последний, узкий след доски
На берегу.
АЛБЕРТ ХЕЛМАН (1903–1996)
ТОСКА ПО ДОМУ
Уроженец Суринама в Нидерландах во время войны
Как властно ты влечешь меня,
земля родная…
Я не могу прожить и дня,
не вспоминая
о том, как шелестит листва
под солнцем — либо
как беспредельна синева
в Парамарибо…
Там зной вскипает, вопреки
тому, что рано…
Там раскрывает лепестки
цветок банана…
Там в каждой жилке аромат
и в каждой фибре…
Там слышится напев цикад
и песнь колибри…
Там славят девушки рассвет
среди росинок…
Там женщины почтенных лет
спешат на рынок.
Там кашу нынче, как вчера,
толкут старухи;
Там коротают вечера
на ветках духи…
Куда же нынче завели
меня невзгоды,
зачем от родины вдали
бреду сквозь годы?
Здесь всё, чему душа дана,
задушат вскоре,
здесь только голод и война,
здесь смерть и горе.