Кто жаждал, чтоб их жизнь была
Чиста, как дым от алтаря,
Чтоб Бог избавил их от зла,
Пусть к ним любовью не горя;
И все труды пропали зря.
Мудрец, священник и аскет,
Монах, монахиня — без сил;
Спасенья мученику нет,
И Бог ребенка осудил
До сотворения светил!
Но — как бы смел я вознести
Ему хвалу, когда бы мог
Постичь безвестные пути
И, за любовь внеся оброк,
Войти в заоблачный чертог?
АЛЬФРЕД ЭДУАРД ХАУСМЕН (1859–1936)
ПАСХАЛЬНЫЙ ГИМН
О, если Ты в сирийской спишь сени,
Не зная, что вотще окончил дни,
Не видя ни огня, ни темноты
Той злобы, что смирить пытался Ты,
Но лишь раздул на множество годин,
Спокойной ночи, Человечий Сын.
Но если Ты покинул гроба тишь,
И подле Вседержителя сидишь,
И помнишь Ты в обители высот,
Как лил Ты слезы и кровавый пот,
Как нес Ты крест и как Твой взор угас,
Склони его с небес, спасая нас.
ГОТФРИД БЕНН (1886–1956)
***
Сколько б ни стоял ты у порога,
Мой порог не будет перейден.
В дом ко мне заказана дорога,
Этот дом — для тех, кто здесь рожден.
Если путник изнемог от жажды,
Я наполню чашу — посмотри!
Но лишь раз. Не спрашивайте дважды —
Дверь опять замкнется изнутри.
***
Любишь — и караулом
Звезды бдят над тобой,
Смутным полночным гулом
В дали влечет прибой,
Высится неизменно
Там, где смолкает речь,
Анадиомена
Возле обнятых плеч.
Любишь — и льется время,
Вечных дождей напор,
С сердца смывая бремя,
Гнетшее с давних пор.
Гавань? Забудь обычай!
Ной, ковчег, Арарат
Стали воде добычей —
Нет для нее преград.
Любишь — и повторяешь
Вслед за другим слова,
Кружишь — и открываешь:
Память везде жива,
Близость — и ты часами,
Чуя чужую дрожь,
Там, где трепещет пламя,
Даришь себя и берешь.
***
Тайною окутан одинокий,
Образы бегут к нему волной —
Зарожденье, всходы, токи,
Даже тени их впитали зной.
Зреет там, в его покое,
Сокровенных помыслов запас,
Губит он в себе людское —
Всё, что сводит и питает нас.
Смотрит он, бесстрастный и суровый,
Как земля меняется, и вот
Смерти нет и жизни новой:
Совершенство в тишине грядет.
***
Как одиноки мы в те дни,
Когда от нас уходит лето!
В багрец и злато всё одето,
Но неги сада — где они?
Блеск вод и неба — голубой,
Краса полей — еще живее,
Но где победа и трофеи
Страны, представленной тобой?
Там, где изменчивы черты
И где всему лишь счастья надо,
Под шум вещей, среди их чада
Не счастью — духу служишь ты.
ТЕМНЫЙ
I
О, если б он вернул мне дар печали,
Что мне сжимала сердце, так нежна,
Когда глаза везде венки встречали,
Когда слезилась каждая стена.
Ты мучился, но воскресал во благе,
Ты умирал, но умирал любя,
А ныне слышно, как при каждом шаге
Пустеют коридоры без тебя.
Да, пустота — одно из откровений,
В которых Темный нам всего видней,
Прими ее в печали, без сомнений,
Но это — не печаль минувших дней.
II
Дать возрасти уединенью надо,
Отринь всё то, что знало первый день,
И погрузись в безмолвных ветел стадо,
Землею черной ввергнутое в тень.
Свет ярких солнц — призыв к дороге дальной,
К часам невыносимой суеты,
Милее мне смотреть, как сад миндальный
От дерзких взоров прячется в цветы.
Здесь слышен Темный, недоступный встрече,
Лишь чтоб увлечь, он нас возносит сам,
Но милость, гнев, видения и речи
Он человечно оставляет нам.
III
Сонм мудрецов, чье слово всем желанно,
Таящийся (а может быть, и нет)
В пределах тропиков и океана,
Умы людей волнует много лет.
У инков, в Занзибаре ль это слово?
Повсюду мифы, сходные точь-в-точь,
Но не узнал никто еще такого,
Что перед Темным не отступит прочь.
IV
Седы холмы, на реках седина —
Их лоно предков всех веков вместило, —
А на прибрежье новая жена
Стан развернула, косы распустила.
А рядом бычье стадо топчет луг,
Разя рогами спереди и сзади,
Доколе муж не вступит в этот крут,
Чтоб всё смирить — рога, и стан, и пряди.
И всё тесней помчится хоровод —
Родов, скорбей и радостей круженье.
Он знает, что вернется всё вот-вот,
Лишь Темный остается без движенья.
СТИХОТВОРЕНИЕ
Во имя отмеряющего сроки
Ты взгляд простер, с людской судьбою в лад,
Не вопрошая о грядущем роке,
На срок, в котором погибает взгляд.
Холодное вещей прикосновенье
Нам жжет лицо, из уз на волю рвясь…
Есть лишь один ответ: в стихотворенье
Вещей и слов мистическая связь.